Быстренько сполоснувшись и накинув треники с футболкой, я объявился на кухне, где Аленка сейчас кормила яичницей Витю Цоя. Он, кстати, был в той толпе гитаристов, которые обеспечивали музыкальное сопровождение моей песни-признания. Да и на свадьбе тоже. И еще, несмотря на то, что прошлой зимой он женился, похоже, моя Аленка сильно запала в душу и ему тоже. Потому что как только она появлялась в его поле зрения, он тут же дурел и начинал пялиться на нее с видом теленка.
Когда я вошел на нашу крошечную кухоньку, моя молодая жена тут же взвилась с места и скомандовала:
– Садись, я тебе сейчас положу.
Я шмякнулся на табуретку напротив Витьки и весело поинтересовался:
– Ну как, решился?
Цой кивнул и полез в карман.
– Ром, у меня пока только четыреста рублей…
Но я махнул рукой.
– Я ж тебе сказал – отдашь, когда сможешь. Пока у меня с деньгами не горит – так что я потерплю.
На «Москвиче» моя любимая откатала уже почти полтора года, и я решил, что теперь можно покупать нормальную машину. Вследствие того, что период потери зеркал и сбивания задним бампером незамеченных при развороте столбиков и лавочек уже позади… Ну и объявил в клубе о том, что мы продаем машину, причем цену я задирать не собираюсь. И Витя тут же ухватился за это предложение. Уж не знаю даже точно почему – то ли ему действительно нужна была машина, то ли все дело в том, что на ней ездила моя Аленка… Она, кстати, совершенно не замечала его ступора в ее присутствии. Ну, или замечала, но никак не соотносила с собой. Я и в прошлой жизни был для нее единственным «светом в окошке», и сейчас все было точно так же. Ну да недаром я собирался прожить с ней и вторую жизнь…
– А вы когда улетаете? – робко поинтересовался Витя, пока я расправлялся с яичницей.
– В Москву – сегодня, а в Прагу через два дня.
Два года мы прожили достаточно тихо – учились, путешествовали. Съездили на «Москвиче» в Крым и на Кавказ. А также совершили большой вояж по Прибалтике, сняв на две недели небольшой деревянный коттедж в Юрмале и катаясь оттуда по окрестностям и не только. До Калининграда, например, мы тоже добрались… Я написал новую книгу, которая как раз сейчас готовилась к выходу.
Первые несколько месяцев я опасался последствий того моего спича в Георгиевском зале Кремля, но, к моему удивлению, все обошлось… Ну то есть никаких негативных последствий для меня лично не случилось. А так-то последствия были. За два прошедших года ситуация в Афганистане довольно сильно поменялась, и сейчас она уже не очень напоминала ту, которая сложилась к этому времени в той истории, которую помнил здесь только я. Вряд ли это было результатом только лишь моих слов. Скорее всего, они просто послужили катализатором для неких процессов, которые и так уже вовсю шли. Например, разговор со мной послужил тому, что некая комиссия, которую и так собирались отправить, была отправлена в Афган раньше. И в более расширенном составе. А потом привезенные ею сведения не были положены под сукно, а, наоборот, были выложены на стол перед теми, кто принимает ключевые решения. Ну, или еще кто-то из тех, кто присутствовал в том зале и слышал мои слова, как-то переосмыслили свои собственные мысли и наблюдения и изменили личную позицию, решив, что если уж старшина-срочник рискнул заявить нечто подобное, то и им не пристало ничего скрывать… Короче, как именно мой спич повлиял на ситуацию – я не знал, но то, что он точно повлиял, сейчас стало вполне очевидно.
Дело в том, что в прошлом варианте реальности СССР в Афганистане умудрился вляпаться в противостояние практически со всем миром вместе взятым. То есть против него, пусть и не вместе, но одновременно, работали такие силы, которые по всем остальным вопросам считали друг друга врагами. Например, те же Иран и США. Пуштунские племена и Пакистан. США и Китай. Это ж надо было умудриться объединить против себя таких непримиримых врагов… но так было тогда. Сейчас же ситуация заметно изменилась! Впрочем, это было понятно только мне. Да и то лишь потому, что я специально озаботился поиском информации о том, что происходит в Афгане.
Первой ласточкой стала случайно замеченная мной информация о том, что сорок молодых афганцев прибыли в Советский Союз для обучения… в медресе! Причем, когда я, слегка обалдев от этого, принялся рыть, выяснилось, что это было совершенно новое медресе. В СССР, насколько я помнил, исламских учебных заведений было всего два – медресе в Бухаре и исламский институт в Ташкенте. А афганцы приехали учиться в медресе, которое располагалось в азербайджанском Сумгаите! Но это было еще не самым большим шоком. Совершенно я охренел, когда узнал, что старшим мударрисом этого медресе стал иранец по имени Мехди Хашеми. Потому что эту фамилию, насколько я помнил, носил один из будущих президентов Ирана. Тот ли это был человек или не тот – я сказать не мог, но сам факт был весьма показателен. Тем более что сейчас вовсю шла Ирано-Иракская война, в которой, насколько я помнил, в прошлый раз СССР поддерживал именно Саддама Хусейна. Но теперь все было далеко не так однозначно. В советской прессе аккуратно осуждали обе воюющие стороны, но именно аккуратно, не нагнетая… А еще из советской прессы напрочь исчезла критика нового руководства Ирана. О нем вообще стали говорить намного реже, но когда говорили, то, как правило, во вполне позитивном ключе. Мол, люди вырвались из-под пяты американского империализма, скинули ненавистного шаха, строят новое общество… ну а если где дурят – так не со зла, а по незнанию. Дайте время – разберутся… Потом парни из нашего полка написали мне, что полк перебросили из Герата на юг, в Кандагар. Причем не только его один. Из Герата вывели почти все советские войска. И это могло означать, что наши договорились с Ираном.
Затем, в апреле восемьдесят четвертого, когда меня принимали в партию, мне пришлось смотаться в Москву, в архив ГлавПУРа за кое-какими партийными документами, где я, совершенно неожиданно для себя, пересекся с моим бывшим замполитом полка. Он прибыл в Москву на учебу в Военно-политическую академию… Так вот – мы с ним неплохо посидели в ресторане, причем я затащил его в «Седьмое небо», о котором он, кстати, до этого случая и не знал. И вот в процессе этих посиделок он, слегка разоткровенничавшись, сообщил мне, что наши заключили нечто вроде договора о ненападении с рядом пуштунских племен, начав снабжать оружием те из них, которые выступали против прекрасно известного мне Гульбеддина Хекматиара. А еще ходят слухи, что с еще одной известной личностью – панджшерским львом Ахмад-шахом Масудом сейчас идут переговоры об условиях, на которых он войдет в новое коалиционное правительство Афганистана! Ой, что деется-то…
Но, как я уже упоминал, нас это конкретно никак не затрагивало. Так что мы тихо-спокойно жили, учились и путешествовали по стране, пока как-то в марте, буквально через пару дней после смерти Черненко, у нас в квартире не раздался неожиданный звонок. И я, подняв трубку, не услышал знакомый голос Бориса Николаевича Пастухова.
– Рома, привет! Не забыл?
– Ну что вы, Борис Николаевич! – возмутился я. – Как вы могли такое подумать?