Блеснула сталь, Кевин взмахнул рукой, ударил Тупня в живот и отдернул руку. Тупень согнулся пополам, прижимая обе руки к животу. Между его короткими пальцами выступила кровь. Кевин ухватил Тупня за волосы, чуть оттянул его голову назад и рывком перерезал Тупню глотку. Кровь выплескивалась на пол, Тупень повалился вниз, в комнату ворвались двое охранников, Кевин выпустил из рук оружие, похожее на плоский кусок металла, и поднял руки, сдаваясь. Охранники уложили Кевина на пол, вбежавший в комнату третий охранник зажал ладонью зияющую рану в горле Тупня. Кровь уже не хлестала, а слабо, будто бы толчками, выплескивалась.
Взгляд у Тупня остекленел, но смотрел он на меня. Из него столько кровищи натекло, он наверняка уже был без сознания, и я это прекрасно понимала, но все равно сняла трубку и, приложив ладонь к стеклу, проговорила:
— Все будет хорошо, просто смотри на меня, Тупень. Все будет хорошо.
Потом остекленевший взгляд точно подернулся пленкой, и я уже точно знала: он мертв.
Я вошел в комнату ожидания возле зала свиданий, отыскал свободный стул и уселся ждать свидания с Гэбриелом «Тупнем» Нортоном. Чуть раньше в тот же день я ознакомился с фотографией заключенного и еще раз убедился в собственной правоте: передо мной был тот самый парнишка, который стоял в ту ночь на крыльце нашего дома. Который помог связать меня. Который…
Я знал — об этом думать нельзя, если, конечно, я хочу добиться поставленной цели. Выстроить отношения, добиться взаимной симпатии и понимания, основы человечности, сопереживания и — сложнее всего — прощения.
С кем у него свидание, я не знал, по крайней мере точно не с адвокатом — с ними встречаются не в зале свиданий.
Внезапно из-за двери послышались крики, визг и грохот падающих стульев.
Надзиратель приоткрыл маленькое окошко в двери и заглянул внутрь, а после удостоверился, что запер его.
— Что случилось? — спросил я.
— Поножовщина, — бросил он, не оборачиваясь.
Через минуту он отпер дверь и выпустил пятерых посетителей. Они были бледными и потерянными, но ножевых ранений ни у кого не имелось.
Одна девушка плакала. Беззвучно, но лицо ее было залито слезами. Возможно, слезы ее ослепили, потому что меня она не узнала.
Я быстро сопоставил события и увидел четкую закономерность.
И пошел следом за ней.
Она заметила меня лишь на улице, когда уселась на мотоцикл, а я встал перед ней.
— Тупень мертв? — спросил я.
Девушка машинально пошарила рукой сбоку, возможно искала оружие, которого там не было.
— Это ты его убила?
Я уставилась на него. Ведь это и впрямь он — отец Эми, я только сейчас его толком и разглядела-то. Он что, серьезно думает, что я убила Тупня?
— Нет… — Мой голос не слушался. — Но возможно, это вы его убили.
— Тогда мне проще было бы разрешить лысому убить вас тогда, на вилле. Он уже и прицелился.
Что ответить, я не знала. И как поступить — тоже. Потому что да, судя по голосу, именно он тогда не дал мужику с лазерным прицелом нас пристрелить. Закричал, что «мы-де не убийцы», и — если я не ошибаюсь — еще и пушку на того мужика наставил.
— Тогда кто же убил? — спросил он.
— Не знаю. — Я завела двигатель.
— Но ты знаешь, что мою дочь убил не Тупень.
Ну какого хрена? Чего ответить-то? Тупень мертв, спасать некого. Кроме меня самой.
— Ничего я не знаю.
Мотор заревел, но этот упрямый дурак не уходил.
— Ты знаешь, что убил ее Брэд. — Он положил обе руки на руль.
Глаза у отца Эми так блестели, словно он спидами закинулся.
Я не ответила.
— Перестань, — уперся он, — ты же не такая, как они.
— Как кто?
— Все остальные в банде. «Хаос». Тебе нужно больше, ведь так?
— Мне нужна моя пушка, «ремингтон», — отрезала я, — а на все остальное мне положить. Сдвиньтесь-ка, мистер.
— Я живу на вашей бывшей вилле. Если ты, как и я, за справедливость, то приходи. По-моему, мы можем помочь друг другу.
Я отпустила сцепление, и он отскочил в сторону. Я дала по газам, выхлопная труба кашляла и шипела — все потому, что О’Лири продырявил мне тогда мотоцикл. Неслась я так, что слезы текли горизонтально, забирались под шлем и капали с висков.
Это все Рагнар. Я знала, что это Рагнар, только он мог подбить Кевина на такое. Вопрос лишь в том, каким образом до Рагнара дошло, что я хочу уговорить Тупня отказаться от показаний. Да и этот вопрос не особо сложный.
Все стало еще очевиднее, когда я, добравшись до дому, увидела на улице «скорую». С одной стороны, я удивилась, потому что «скорую» сейчас редко где увидишь, а с другой — почти ждала этого.
Я спрыгнула с мотоцикла и подошла к двоим санитарам, заносившим в машину носилки.
— Кого… — начала было я, но они запрыгнули внутрь вслед за носилками, захлопнули дверцы прямо у меня перед носом и, врубив сирену, скрылись из виду.
Я обернулась и посмотрела на кровавый след, ведущий от того места, где стояла «скорая», до подъезда. И сглотнула. Это я виновата. Опять я.
Это же я оставила свой адрес продажному алкашу, которого назначили адвокатом Тупня.
Да уж, вопрос несложный.
Дверь в подъезд распахнулась, и ко мне подбежала молодая красивая женщина.
— Что случилось? — спросила я.
— Приезжал какой-то парень в таком же шлеме, как у тебя.
— И в красной кожаной куртке, а на ней еще дракон из моря вылезает?
— Да.
— И что?
— Он вытащил лом и вышиб дверь квартиры на первом этаже.
— Но…
— Когда этот вломился в квартиру, хозяин попытался его ножом пырнуть, но тот дал по нему очередь из «калаша» и свалил. Я с женой соседа разговаривала. Она сказала, он выживет.
Мария вытерла слезу, я обняла ее и прижала к себе.
— Я боюсь. — Она шмыгнула носом.
— Понимаю, Мария.
Тишина была такая, что я слышала, как вдалеке завывает сирена «скорой», словно никак не может попасть в определенную частоту.
Я вспомнила того мужчину. Он похож на свою дочь, Эми. Я вспомнила, как он, связанный, сидел в гараже, вспомнила его лицо, когда он услышал крики. Боль от мысли о боли, которую испытывают те, кого любишь.