— Ты будешь только ощущать, что я с тобой делаю. Не смотреть, не прикасаться.
И снова два пальца скользнули по внутренней стороне ее бедра и вошли в нее, так что она издала негромкий стон. Его руки ласкали ее везде, прикасаясь к самым неожиданным местам. Его язык — на ее животе, на бедре, внутри… Только войдя в нее, он сорвал повязку.
— Посмотри на меня!
Глаза у него были совершенно безумные. Жилистые руки с напрягшимися мышцами, бисеринки пота на груди. Он выругался и выкрикнул ее имя; это звучало дико и прекрасно.
…Когда эти восхитительные мгновения закончились, она была настолько измождена, что мгновенно заснула. Тело, только что натянутое, как лук, превратилось в мягкую бесформенную кучу. София попыталась открыть рот и что-то сказать, но не смогла выжать из себя ни звука.
* * *
Должно быть, она проспала довольно долго — когда проснулась, в комнате было совершенно темно. Дождь по-прежнему барабанил в окно. Салфетка, которой были завязаны ее глаза, снова лежала на столике — помятая, но аккуратно водворенная на место. София была укрыта одеялом, балконная дверь закрыта. Она тут же догадалась, что Маттиас ушел. В квартире звенела пустота. Даже запаха никакого не осталось.
Поднявшись с дивана, София почувствовала, что ужасно хочет пить. Подошла к холодильнику и выпила сок прямо из пакета, покрывшись по́том, хотя в комнате было прохладно. Внутри ее боролись противоречивые чувства — чувство вины и глубинное сексуальное возбуждение. Ей показалось странным, что он покинул ее вот так, не сказав ни слова. В эту секунду зазвонил мобильный телефон.
— Не хотел тебя будить. Ты так мирно спала…
— Я только что проснулась.
— Тогда ты проспала больше трех часов.
— Проклятие! Я совсем вырубилась.
— Два месяца.
— Что?
— Через два месяца я уезжаю обратно в Швецию.
— И что?
— Я подумал, что надо с толком использовать это время. А там посмотрим. Уже представляю себе все, что мне хочется сделать с тобой…
По ее телу пробежала дрожь. В голове зазвучали предупредительные сигналы. Его стремление доминировать. Подчинение, которое, как ей казалось, ей совершенно чуждо. Но сейчас при мысли о его руках Софию охватывала приятная дрожь. Ее двойственное чувство к нему возбуждало само по себе. Словно ее притягивали к себе два противоположных полюса — так, что посредине трещали искры.
«Он опасен, этот Маттиас, — подумала она. — Восхитительно опасен, когда речь идет о сексе. И наверняка совершенно безопасен в других отношениях».
— Ты слушаешь, София?
— Завтра я работаю.
— А в выходные?
Она сделала паузу и наконец ответила:
— В выходные я свободна. Можем встретиться.
39
Над усадьбой повисла тишина. Симон помнил, как тяжело приходится после нескольких суток работы без сна. Запах пота в спальнях. Когда каждая минута настолько бесценна, что все валятся в постель, даже не приняв душ. Кислый запах несвежего дыхания, утомленный храп…
Несмотря на конец апреля, на улице было холодно. Только что прошел мощный весенний дождь, и под куртку пробиралась сырость. В такой вечер Симон предпочел бы вообще не выходить из дома. Но сегодня у него не было выбора. Долг зовет — или приключения… это уж как посмотреть. В будке охранников горел свет, поэтому он пошел кружным путем, соблюдая особую осторожность. Некоторое время неподвижно стоял у калитки, желая удостовериться, что это не ловушка. То, что должно произойти, — почти невероятно. Но все было тихо, только капли падали с веток деревьев. Потом раздался негромкий шепот, похожий на шелест листьев.
Они пришли.
Открыв калитку, он тут же увидел их. Они стояли всего в паре метров от дуба, за которым обычно прятался Симон. Когда тот сделал шаг вперед, Буссе попятился.
— Черт, это и правда ты! — прошептал он.
Буссе стоял перед ним в форменной рубашке, без куртки, с небольшим рюкзаком через плечо. В его глазах Симон увидел тревогу. Не только холод заставлял его дрожать.
— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил Симон.
— Уверен. Больше не могу.
Симон повернулся к Якобу.
— Что там происходит? Сколько у нас времени?
— Всем разрешили поспать после целой недели без сна. Жилые домики должны быть готовы к приему гостей через несколько дней. Но сейчас все дрыхнут. Если вы не потревожите сигнализацию, вас никто не заметит. Стен сидит в будке, пойду отвлеку его… Но и он наверняка дрыхнет.
У Симона возникло желание схватить Якоба и увести с собой. Подумать только, как тот выдерживает все это… Словно прочитав его мысли, Якоб ответил:
— Скоро. Но сейчас очередь Буссе.
* * *
Они шли по лесу, пока не оказались за пределами видимости из усадьбы. Симон заметил, что Буссе хромает.
— Ты что, повредил ногу?
— Да нет, ничего особенного. Ударился немножко…
— Что случилось?
— Поскользнулся на камнях перед ледяным купанием.
— Что за ледяное купание?
— Это новое наказание для тех, кто не справился с работой, пока не было Франца. Мы идем к скалам и окунаемся в воду. Каждый день. Под охраной.
— Черт возьми, Буссе! Это же опасно для жизни. Вода ледяная.
— Франц говорит, что даже дряхлые старики могут окунаться в прорубь.
— Да, но потом они отогреваются в бане, и к тому же спят по ночам… Он совсем спятил — ты что, не понимаешь?
— Наверное, ты прав.
* * *
Первые дни в домике Симона Буссе сидел как парализованный. Этот сгусток энергии, носившийся по территории «Виа Терра», самый фанатичный последователь, работавший больше всех, самый преданный, сидел теперь молчаливый, как рыба, на диване у Симона и смотрел в одну точку. Но Симон понимал: Буссе не за что было зацепиться. По другую сторону каменной стены у него не было своей жизни. Симон знал историю Буссе. Его родители погибли в автокатастрофе, когда тому было четыре года. После этого он жил в нескольких приемных семьях, а в подростковые годы связался с преступными группировками. Освальд завербовал его после одного своего выступления. Позднее он говорил, что его привлекла преданность во взгляде Буссе.
«Виа Терра» стала для него своего рода перерождением. Он был буквально воплощением секты; энергичный и верный Освальду, стал его правой рукой. Но все это было до того, как Освальд стал сердиться на него, — а рано или поздно он начинал сердиться на всех. Симон знал, что Буссе пришлось вынести бесчисленное количество насмешливых прозвищ и выволочек, к тому же Освальд несколько раз бил его.