Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 119

При обсуждении в ЦК политического положения, сложившегося к 20 августа, я предупреждал, что большевики что-то готовят: в Кронштадте требуют раздачи запасного оружия и боевых патронов для каких-то выступлений ^[223].

Вскоре после Всероссийского съезда врачебно-санитарных организаций, однако, на Украине стало давать о себе знать всё возраставшее украинское сепаратистское националистическое движение. Появились признаки угрозы возникновения розни в объединённых санитарных организациях. Когда в Петрограде было получено уведомление о созыве в Киеве в половине октября 1917 г. 1-го Всеукраинского врачебно-санитарного съезда, мне казалось безусловно необходимым участие в нём представителя Центрального врачебно-санитарного совета, чтобы при принятии на Украине национальных форм работы (например, переход на украинский язык в делопроизводстве и издательском деле) сохранить по существу единство общественного направления и содержания самой санитарной деятельности, единство основных начал и задач строительства системы здравоохранения.

П. Н. Диатроптова в Петрограде не было. Он окончательно переехал в Москву. Мои товарищи по Врачебному совету настаивали, чтобы в Киев поехал я. Я приехал в столицу Украины накануне открытия съезда. Остановился у своего друга ещё по 1-й Государственной думе — Л. Н. Яснопольского ^[224]. Летом 1916 г. он работал в Петербургских финансово-статистических учреждениях, а поскольку в то время Любовь Карповна с детьми были в Судаке, у меня были свободные комнаты в нашем доме в Лесном, и Л. Н. Яснопольский в течение двух-трёх месяцев жил у нас с молодой женой и ребёнком. Он приглашал меня, если я буду в Киеве, остановиться у него. Воспользовавшись этим приглашением, так как в то время в Киеве о месте в гостинице нечего было и думать, я остановился у него.

На съезде, проходившем в здании университета, сколько помню, господствовала украинская речь. Распорядительницы в украинских костюмах просто и непринуждённо давали ответы на мои вопросы, говорили и заполняли листки на чудесном украинском языке, к которому так привык я с раннего детства и который отзывался во мне чем-то родным, тёплым. Собрание открылось и велось на украинском языке. Своё приветственное слово от Центрального врачебно-санитарного совета я, однако, говорил на привычном мне, да и всем собравшимся, — русском. Главным содержанием моего выступления было обоснование необходимости направить все усилия на укрепление и широкое развитие того общественно-санитарного направления, начала которого были выкованы в совместной борьбе на всероссийских пироговских съездах, которое развивалось, преодолевая тёмные силы царского абсолютизма, помещичьей реакции и мертвящего бюрократизма, которое жило и крепло в Херсонской, Харьковской, Екатеринославской, Подольской организациях. Эти же выпестованные практической работой начала пробились к жизни в молодой Полтавской и Киевской санитарных организациях, как и в Костромской, Рязанской и Калужской, и теперь должны укрепиться и идти к широкому расцвету в объединённой украинской, как и в нашей общей российской организации, — с объединёнными областными и местными врачебно-санитарными советами и с Центральным советом. Радостно было, что на съезде не обнаружилась какая-либо рознь и не выпячивался узкий украинский национализм. В последующие дни работа сосредоточилась в комиссиях.

Мне захотелось воспользоваться свободными часами, чтобы навестить моих сестёр в родовом хуторе Попенки, если бы удалось достать для поездки автомашину. Последний раз я был в Попенках в 1910 г. С тех пор прошло уже семь лет, и кто знает, представится ли ещё когда-либо возможность повидать старших сестёр, продолжавших жить в родительском доме после смерти отца.

Я рассказал о своём желании Леониду Николаевичу Яснопольскому. Он посоветовал обратиться с просьбой дать на несколько часов машину к стоявшему во главе транспортной санитарной службы доктору Тритишелю. Я вспомнил о моём дрезденском с ним знакомстве. По телефону я попросил доктора Тритишеля предоставить мне для поездки за 50 км автомашину, разумеется, только в том случае, если это не связано для него с какими-либо неудобствами.

Ранним утром следующего дня я выехал на машине через Дарницу по Черниговскому шоссе до Гарбузина, а там по просёлку, по которому столько раз приходилось пешком «прогуливаться» в давние годы юности, и вскоре мы выехали к Попенкам.

Странное чувство какого-то волшебства испытал я, подъезжая к нашему дому. Ведь я привык, что из Киева к нам нужно было ехать целый день. Всю ночь на пароходе, а потом несколько часов на лошадях. А тут — не успели мы выехать на машине из Киева, как уже повернули из Гарбузина на просёлок и сразу уже в Попенках!.. Это было такое же чувство чего-то сверхъестественного, как то, которое я испытал несколько лет спустя, когда из Сочи, вместо того, чтобы двое-трое суток добираться по железной дороге до Москвы, я на самолёте, вылетев утром, после обеда был в Москве и ездил в метро.

В момент, когда я так нежданно-негаданно вошёл в попенковский дом, старшей сестры Веры дома не было. Она не вернулась ещё из школы, в которой была учительницей. Земская школа в Одинцах находилась километрах в четырёх от Попенок. Ходить туда и обратно пешком ежедневно — это был немалый труд, но на машине для этого понадобилось не более десяти минут. Эта неожиданная встреча была такой светлою радостью! С любовью показала Вера мне свою школу, отпустила детей, и мы направились домой. В моём распоряжении оставалось не более двух часов. Они пролетели незаметно за обедом в разговорах о новых деревенских настроениях, о смутных, неясных перспективах ближайшего будущего, о тягостях надвигавшейся осени и зимы. Сестре было уже почти 60 лет. Но она была полна энергии, бодрости и надежд.

К вечернему заседанию съезда я успел вернуться без опоздания. Следующий же день провёл у Авксентия Васильевича Корчака-Чепурковского, который в то время очень много внимания отдавал украинскому культурно-национальному движению. В его семье в домашнем обиходе была украинская речь, но я говорил так, как и раньше всегда при встречах с Авксентием Васильевичем, пользуясь привычной русской речью. С большим удовольствием познакомился я в тот раз с детьми (сыном и дочерью) Корчака-Чепурковского, с которыми встретился затем только через 20 лет, когда они были уже видными работниками гигиенической науки и санитарной статистики.

Возвращение в тогдашний Петроград в двадцатых числах октября запомнилось мне на всю последующую жизнь. С большим трудом удалось пробиться на своё место в набитом до отказа вагоне. Но в пути, особенно в Могилёве, а затем в Витебске двигавшиеся в Петроград самодемобилизовавшиеся не просто переполнили вагон, забили все проходы, но заполнили даже уборные, входные площадки, ступеньки и крыши вагона. Не было никакой возможности двинуться с места, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться уборной. В такой обстановке благополучный приезд, наконец, в Петроград показался прямо каким-то чудесным спасением…