Внезапно Мальфри понял, что он не может допустить, чтобы эти записи попали в чужие руки. Он не знал целей их таинственного нанимателя, не знал, что ожидал найти здесь этот человек (или организация?), но твердо знал, что не может отвернуться от переменчивой Эйлив, которая буквально сама заключила его в свои объятия.
– Вигдис, – тихо сказал скальд. – У меня в руках сокровище.
– Что ты нашел? – тут же повернулся к нему командир.
Однако Мальфри смотрел не на него, а на жену, которая стояла позади. Он видел, что она колеблется, что не хочет выполнять задуманное, но он не отрываясь глядел ей в глаза. Женщина все еще сомневалась, когда командир с тихим звоном достал меч из ножен.
– Да и не важно, что ты там нашел. Звиняй, скальд, ничего личного.
Возможно, он хотел сказать что-то еще, но не успел – стремительным движением выхватив меч, Вигдис ударила в спину командиру. Превосходный фехтовальщик, с многолетним опытом и отличной интуицией, он успел что-то почувствовать или услышать, но уже ничего не успел сделать. Меч островитянки практически отрубил его правую руку, а скальд, выхватив нож, довершил начатое.
– Твари! – закричал Сурт, тоже выхватывая оружие и бросаясь в атаку.
От первого удара Вигдис увернулась, под второй подставила меч, а после ринулась в контратаку. Времени доставать щит не было, хотя она и не любила сражаться без него. Сейчас она хотела как можно скорее завершить схватку. Обменявшись несколькими ударами, противники сцепились, не желая отступать. На стороне Сурта была мужская сила, на стороне Вигдис опыт. Опыт победил, и уже через несколько мгновений глаза последнего из их охраны подернулись пеленой и перестали видеть этот мир.
– Неужели нельзя было по-другому? – устало сказала женщина.
– Они первые напали, – возразил скальд. – К тому же, дорогая, ты не представляешь, что я обнаружил!
– И что ты обнаружил?
– Путеводную карту, милая. Карту к моей мечте.
Глава десятая
Очередная деревня на его пути. Или, вернее будет сказать Пути? Некоторые жрецы, даже имея возможность основать собственный приход или приобщиться к крупному храму продолжали свою бродяжническую жизнь до самого конца. Такие одиозные люди верили в свое высшее предназначение и именно таким образом понимали цель своего служения. «Смысл нашей жизни – даровать священный огонь», – так говорили они. В ордене таких фанатиков и уважали, и посмеивались одновременно. Кто же в здравом уме предпочтет ночевку в очередной нищей деревушке сытой жизни в храме? Янар отчасти был согласен с фанатиками от веры, но и понимал храмовых клириков.
Вечно на дороге, вечно в странствиях. Бесконечный путь затягивает и завораживает своим одновременным однообразием и разнообразием. Иногда Янару казалось, что все, что можно увидеть в этом мире, он уже повидал; а иногда он резко осознавал свою ничтожность и вопиющее невежество, столкнувшись с чем-то необычным и поражающем воображение.
Долгая дорога настраивает на размышления. Шагая и шагая, человек не замечает, как погружается в некий транс, совершенно непохожий на тот, в который впадают служители богов во время молитв. Призывая бога, жрец впадает в религиозный экстаз, отстраняется от своего тела, уступая его могущественной сущности. Дорога ведет себя по-другому. Можно сказать, что лишь в дороге человек остается наедине с собой, самим собой. В голову лезут мысли и непрошенные воспоминания. Вдруг оказывается, что что-то, что, кажется, ты должен был забыть уже давным-давно как нечто незначительное, засело в памяти и в такие моменты вырывается наружу. Забытый дом, келья в ордене, одно из свиданий с любимой… обрывки, осколки жизни, которая проходит чередой однообразных дней, заполненных дорогой.
Еще одна деревня. Совсем маленькая, удивительно, как в ней до сих пор живут люди. Возможно, ее спасает лишь то, что от большого тракта совсем недалеко, а на нем можно словить проезжающего мимо жреца. Ну и конечно, такие как Янар иногда заглядывают. Вот только, ожидая жреца можно замерзнуть насмерть.
– Ох, пан, слава Светлым богам, што вы до нас добралися! Уж и не ведали мы, шо робиць, шо нам делать да как жыць! У Дуньки в хаце очаг затух, да зусим. Ужо и Миця ей огня давал, и Стася, и даже Влада, упокой госпожа ее грешную душу! Да тольки тухнець, тухнець и усё! А як Никола дау, так евойный факел и зусим патух, данесци не успели. Цепер ёй ужо усе даваць баяцца, тут ка бы самим без огня не остацца.
Маленьким деревням тяжелее всего. Если в одном доме потух очаг, то разжечь его снова уже может и не получиться. А если получится, то сердобольные соседи поплатятся за это собственным благословенным огнем. Похоже, эта деревня находилась на грани вымирания, раз уже даже факелы из еще горящих очагов тухнут в считанные мгновения.
Удивительно, как чудо, настоящее божественное чудо может превратиться в рутинную работу. Янар вызывал огонь раз за разом, и тот вид, что повергает обычных людей в трепет, уже не вызывал в нем почти никакого удивления.
Молодой жрец вспоминал свои первые дни обучения в ордене, когда он и ему подобные детишки, открыв рты ходили по величественному храму, где в каждой нише горел вечный огонь. Они все еще не могли поверить в свою избранность, но уже преисполнились благодарности богу, позволившему им попасть в столь потрясающее место.
Большинство будущих жрецов, как и сам Янар, были выходцами из бедных семей. Встречались и дети купцов, и даже благородные, но таких было мало. Сам Янар считал, что это из-за богатой жизни. Когда не видишь подлинного положения дел, когда потухший очаг не является трагедией, которую можно и не пережить, то не можешь испытать огня истинной веры.
В детстве Янар был очень застенчивым. С возрастом эта его черта притупилась, ушла вглубь под давлением постоянно почитания со стороны обычных людей. Но тогда, в первые дни в ордене, маленький мальчик боялся слово сказать и открывал рот только тогда, когда этого требовали наставники. Учиться было несложно. Перво-наперво их обучили грамоте и счету, уже после этого их познакомили и со всеми другими науками, которые изучают благородные, исключая те вещи, которые никогда бы не понадобились им в жизни. Сначала они все жили в общих комнатах, но потом, когда их начали учить обращениям к богу, маленьких мальчиков и девочек расселили в собственные кельи. Девочек было совсем немного – орден Анвара преимущественно состоит из мужчин, в противовес ордену Ниневии, хотя оба они позволяют вступать в свои ряды всем, на ком лежит благословение бога. Расселение производили для того, чтобы юные послушники могли легче находить свой путь к богу, не стесняясь находящихся рядом товарищей, и маленький Янар был этому очень рад. Он всегда очень смущался, когда кто-то заставал его в такие интимные моменты и начинал сбиваться, терять концентрацию. На занятиях стало намного тяжелее.
Эта часть учебы давалась ему нелегко, хотя наставники все как один признавали его потенциал. Янар мог проделать все, что требовали от него учителя, но под ядовитыми насмешками Хелены и других забияк он тушевался и проваливал задания. Если бы ему еще и жить пришлось в одном помещение с другими послушниками, то, возможно, он бы даже не получил своих татуировок, но все обошлось. Постепенно мальчик привык к насмешкам и издевкам, он даже подружился с огромным сыном кузнеца и дело пошло на лад.