– Сказал ему чертову правду. Это не Аксель. Он бы так со мной не поступил. Только не здесь. Не сейчас. Он не стал бы разрушать мои мечты, когда они уже замаячили на горизонте.
Джимми-Дон взглянул на Роума, но тот только качнул головой.
– А ты, восемьдесят третий, гребаный мечтатель, – откровенно проговорил он, используя вместо имени номер с моей майки. Он всегда так делал, еще с детских лет.
– Роум, не надо. Хоть ты не начинай, – произнес я как можно спокойнее.
– А я начну. Я знаю Акселя так же давно, как и тебя. И твой братец – бедовый парень, Ост.
– Роум, – простонал я.
– Ты ему ничего не должен, – отрезал он.
Я еще глубже откинулся на спинку дивана и запрокинул голову.
– Ты не прав.
– Чушь собачья! Если бы не этот придурок, ты бы никогда не связался с Холмчими!
– Если бы не этот придурок, я бы оттуда не выбрался. Так что я в долгу перед ним. Он будет прикрывать меня до самого конца. И к этой дряни в кампусе не имеет отношения. Я бы жизнью за это поручился.
Роум недоверчиво рассмеялся, но ничего не сказал. Повисшее между нами молчание лишь усилило напряжение. Поэтому, не глядя на друзей, я проговорил:
– Можете уйти? Хочу пару минут побыть один.
Я слышал, как они поднялись с дивана. Потом Роум громко хлопнул дверью.
Наконец я опустил взгляд и уставился на красный ковер на полу.
Я знал, что Роум заботится лишь обо мне. Но он не понимал, что значит быть бедным и каждый день бороться за выживание. Не представлял, как ребенок мог настолько проголодаться, чтобы рыться в мусорных баках возле ресторанов, надеясь отыскать что-нибудь, способное заглушить голодную боль в желудке. Не сознавал, что, когда малыш болел, не было даже таблеток, чтобы его вылечить. И никакой медицинской страховки. И оставалось лишь прибегать к услугам наркоторговцев из трейлерного парка в богом забытой части города. И, конечно, он не знал жизни внутри банды. Если вступишь в нее однажды, то останешься на всю жизнь… так что Роум не понимал, чем я обязан Акселю, ведь тот вытащил меня оттуда в семнадцать лет.
Наклонившись вперед, я почувствовал, как глаза наполнились слезами. Упершись локтями в колени, я обхватил голову руками и громко прошептал:
– Аксель. Прошу… пожалуйста, скажи, что это не ты…
Глава 3
Лекси
– Милая, ты посещаешь собрания в университете?
– Да, папа.
– И правильно питаешься? Общаешься с доктором Лундом?
– Папа! Я не пропустила ни одной встречи! Ни разу за все эти годы. Мы можем больше не ворошить эту тему каждый раз, как ты звонишь? – простонала я.
Папа какое-то время молчал, потом тихо заговорил:
– Лекси, ты на последнем курсе. Вступила в команду поддержки университета. Ты сама знаешь, что для тебя это сродни спусковому крючку. А с учетом учебной нагрузки воздействие становится сильнее. С тех пор как умерла Дейзи… – Все мускулы в теле мгновенно напряглись. – Ну, мы с мамой просто беспокоимся о том, как ты справляешься со всем этим. Не стоит нас винить.
Вздохнув, я зажала переносицу между большим и указательным пальцами.
– Знаю. Я в порядке, пап. Правда.
– Хорошо, милая. – В трубке стало тихо, потом папа прошептал: – Я так горжусь тобой. Ты уехала отсюда, поборола все свои страхи и вернулась к нормальной жизни. Как бы мне хотелось тебя увидеть.
У меня сдавило горло, когда я услышала, сколько чувства прозвучало в папином голосе. Он не говорил так со мной с того дня, как я вышла из больницы.
– Я понимаю, пап. Но у тебя есть пациенты, которые требуют заботы. Они важнее, чем я, скачущая с группой поддержки.
Он тихо рассмеялся.
– Они важны, милая. Но я в жизни не был так счастлив, как когда наблюдал за твоим выступлением. В эти моменты по выражению лица я понимал, что сама душа твоя счастлива. Я уже давно тебя такой не видел.
– Я знаю, – мягко проговорила я.
– Не забывай нам звонить. И помни: если выдастся неудачный день, мы всегда здесь.
– Хорошо. Скажи маме, что я люблю ее.
– Будь сильной, милая.
С этими словами он повесил трубку. Но прошло несколько минут, а я все еще сжимала в руке мобильник. «Я понимал, что сама душа твоя счастлива». А я и не подозревала, что папа так думал. Хотя, когда голос вцепился в меня, мне было плевать на все и всех. Тогда я постоянно подсчитывала граммы жира и отказывалась от еды… стремясь к совершенству и удивительной стройности. Я думала лишь о себе. И о еде.
Я не была эгоисткой, консультации у психолога заставили это понять. Я просто заболела и не видела ничего, кроме своей цели… своего недуга.
Мне не нравилось думать о том времени. Я с трудом вспоминала о нем. Не из-за чувства вины, а потому, что могло возникнуть искушение вернуться. Оно будет преследовать меня всю жизнь. И всегда останется шанс, что я вновь ему поддамся. Но я зашла очень далеко, и сейчас даже мысли о сломленной юной девушке, какой я была тогда, причиняли боль.
Плюхнувшись обратно на кровать, покрытую черным стеганым покрывалом, я принялась изучать узоры на потолке своей комнаты в женском общежитии. Потом перевела взгляд на календарь на стене.
Прошло уже четыре года. Больше тысячи дней.
Четыре года назад, в этот самый день, меня признали исцелившейся. И родители позволили учиться в университете. Местном, конечно. Они бы ни за что не разрешили мне переехать в другой штат. Ведь, если бы случился рецидив, они не смогли бы вмешаться.
Исцелившаяся. Странное слово. Я-то знала, что не вылечилась. По крайней мере, не до конца. Я ежедневно, ежечасно боролась с желанием вернуться в то время. По-прежнему относилась к пище, как к врагу. И считала друзьями голод и чрезмерные физические нагрузки. Но я не хотела возвращаться. Просто не могла. Я стала сильнее. И лучше. Завела новых друзей, ничего не знавших о моем беспокойном прошлом. Я снова зажила нормальной жизнью и не собиралась от нее отказываться. Нужно продолжать двигаться вперед, не отступая, не сдаваясь.
«Лексингтон, ты прибавила в весе… – вмешался голос, который я так старалась подавить, навязчивое эхо в глубине сознания. – Бедра стали шире… Да у тебя целлюлит. Ты же знаешь, как все исправить. Просто впусти меня, сдайся…»
Он никогда не покидал меня. Всегда был там, ожидая подходящего момента, чтобы наброситься. Ждал, когда я достаточно ослабну и позволю ему вернуть контроль.
Покачав головой, я загнала его обратно в пещеру. Он больше не должен сбежать. В противном случае я буду знать, что рано или поздно он победит, и не смогу двигаться дальше. И тогда в конечном счете он убьет меня.
Я услышала стук, а потом дверь распахнулась, вырвав меня из мрачных мыслей. Касс, блондинка из Техаса, моя лучшая подруга. Девчонка, которая говорила все, что придет в голову. Поговорка не врала: в Техасе все большое, включая и саму Касс. Но я ей завидовала. Она принимала себя. Жила с этим. И гордилась своими объемами.