Однако теперь, когда он так сказал, я начала понимать, почему он вёл себя столь отчуждённо с сестрой и запрещал ей заходить в свою спальню.
– А Лилия?
– Она мне тоже не родная. Дело в том, что ван Роуз всегда хотел сына. А у его жены Луизы во время второй беременности случился выкидыш… – Лю ненадолго замолчал, прежде чем продолжить: – Отчим сговорился с акушеркой, и меня, как говорится, подкинули. В этот же день повитуха приняла мальчика у одной бедной женщины… Всех подробностей не знаю, мне сложно об этом рассказывать. Но получается, что меня поменяли на мертворождённого сына ван Роузов.
Люпин скривился от отвращения. И мне было сложно его в этом винить, ведь после услышанного, если это правда, то мне тоже было бы сложно занять сторону его отца.
– Но ты уверен, что это…
– У меня не было магии, – перебил меня Люпин. – У всех ван Роузов колоссальный магический дар передавался по мужской линии. А меня с детских лет называли подкидышем все, кому не лень. Ведь я был пустышкой. Почти ничего не умел.
Собеседник горько вздохнул:
– Долгое время я злился на себя, мучил, нет, буквально истязал разум бессмысленными тренировками. А в юношеском возрасте настолько отчаялся, что забрался в запрещённую часть библиотеки ван Роузов. Но и там меня ждало разочарование. Единственным заклинанием, подчинившимся мне с лёгкостью, оказалась «Молчанка». Тогда-то я и смог заткнуть, точнее, наказать своих обидчиков. Но, увы, этого оказалось мало. Даже с закрытым ртом у моих врагов оставались кулаки и эта проклятая магия, с помощью которой они измывались надо мной после…
Непрошенная слезинка скатилась по моей щеке, и я поспешила утереть её ладонью.
– А дальше?
– Дальше я наткнулся на один фолиант… – Магиус умолк, надолго уйдя в себя.
Мы немного помолчали. И когда он, наконец, надумал продолжить, то сказал лишь:
– В общем, я нашёл источник магической силы, провёл обряд и заключил с ним контракт.
– А что ты отдал взамен? – уточнила я. Ведь ещё с детских лет не без помощи сказок уяснила, что во всём есть подвох.
– Жизнь, – выдохнул собеседник. – Правильнее сказать, её часть.
– А поточнее? – допыталась я.
Понимаешь ли, рассказывает тут всякое, интригует сверх меры, а потом отмахивается общими фразами. Непорядок!
Люпин со вздохом проронил:
– В первую нашу сделку это было десять лет жизни.
Я охнула. Хорошо, что сидела на стуле, иначе осела бы на пол, точно.
– Но зачем?!
– Затем, что я не видел своей жизни без магической силы.
– Ты сказал – в первую сделку? – не унималась я. – А какова эта цифра теперь?
– Приближается к двадцати годам, – невозмутимо признался магиус. Его голос звучал настолько ровно и безэмоционально, будто он уже давно свыкся с этой мыслью.
– Но… но…
– Мы, человеческие маги, можем жить и двести, некоторые долгожители доживают до двухсот пятидесяти лет. Это ничто в сравнении с тем, что я получил взамен.
– Это всё замечательно, конечно, если знать, сколько тебе осталось! – возразила я. – Вдруг, сегодняшний день у тебя последний, и что будешь делать тогда?
– Тогда постараюсь прожить его с улыбкой… – Вопреки сказанному, Люпин не улыбался. – А с тобой что? – он мастерски перевёл разговор на другую тему. – Ты же жаждешь вернуться в свой мир, хоть и знаешь, что ты там умерла в этом самом дорожно-трансовом приключении. Что будешь делать тогда? Если не получится вернуться?
Уел. Ничего не скажешь.
– Не знаю, – признала я очевидное. – Для начала я хочу просто найти Марио и вернуть тело его настоящей хозяйке, если она ещё жива.
– А если нет?
– То, видимо, придётся у вас задержаться.
– И играть роль эгоцентричной дочери магистра Криди?
– Нет уж, вот чего не хочу, того не хочу, – проворчала я еле слышно. – Уж лучше под венец за нелюбимого мужчину.
– Под нелюбимым ты имела в виду меня, – пришёл к выводу Люпин. Усмехнулся каким-то своим мыслям. – Странно ли, но фантом мне рассказал, как ты пожирала его взглядом, когда он раздевался перед тобой.
– Э… – Язык, как назло, завязало узлом, а щёки опалило жаром. – Я же думала, что это моя фантазия! Вот и позволила себе…
– То есть ты не отрицаешь тот факт, что тебя влечёт ко мне? – Очередной вывод хитрого душечки Лю поставил меня в тупик. Точнее, заставил прочно там обосноваться. А Люпин продолжал: – Но при этом ты всё-таки планируешь сбежать в свой мир, как только выдастся такая возможность. Не кажется ли тебе это странным?
– А ты сам?! – выпалила я, как только обрела дар речи. – Сам что чувствуешь ко мне? И что это за дела – идём выбирать свадебное платье, а потом, ой, ну раз твой отец против и ты не горишь желанием, значит, свадьбы не будет. Как прикажешь тебя понять после всего этого?
Вместо ответа Люпин подскочил со стула и замер на полпути ко мне.
Не знаю, что он собирался сделать, но я ощутила лёгкое разочарование, когда он попросту сбежал со словами:
– Ты хотела помыться? Пойду подогрею воду.
Надеюсь только, он не услышал мой недовольный стон, когда стремительно вышел из комнаты, прихватив ведро с водой.
Нужно быть с ним помягче, а не спорить. Сколько раз я уже это проходила, а? Мужчины не любят, когда с ними спорят, если только этот вопрос не касается нижнего белья, например. Вот тогда, пожалуйста, хоть сто порций. А так…
Эх.
Осталось только вздыхать и кусать локти. И, возможно, попытаться исправиться, когда он вернётся.
И вообще, чего это я расселась? Пойду-ка помогу ему. Заодно и помиримся.
Наверное…
Глава 27. Котёнок
Одетый в чёрный фрак седовласый магистр Тёмного ордена, великий Летат Криди стоял в своём кабинете перед высоким узким зеркалом и аккуратно пощипывал остроконечную бородку. Некоторое время спустя, пребывая в полной задумчивости, он перевёл недовольный взгляд в сторону стопочки книг по эльфийской гласности, полное собрание которых должен был подарить магиусу Люпину.
Губы его недовольно вытянулись в линию.
«Проиграл, так проиграл, – думалось магистру после всего произошедшего. – Мы и сами с дочерью оказались не лучше, тоже обманули сынка Монди».
Однако, несмотря на это, ему было сложно поверить в искренние чувства Эстебаны, что она якобы переменила своё мнение и, в конце концов, пожелала быть с Люпином, особенно если учесть слова гоблинского корифея и его коллег. Иноземные артисты, не так давно захваченные в плен, клялись многочисленными родственниками, ползая в ногах магистра, когда наперебой рассказывали всё, что знали о его дочери и её планах.