И все согласились.
А когда формирование «теневого кабинета» (или, иными словами, заговора) было закончено, ему вдруг позвонил сам Никита Сергеевич.
– Привет, Шурик, – фамильярно сказал в трубку «вертушки» живой, бодрый и ныне действующий первый секретарь и предсовмина, – а ну-ка, ноги в руки и мухой ко мне!
– А вы где, Никита Сергеевич?
– В Кремле я, в Кремле! Пока еще в Кремле, или ты забыл?! – разорался первый секретарь.
– Простите, а по какому вопросу вызываете? – пробормотал Шаляпин, сам понимая, что говорит нечто явно лишнее.
– «По какому вопросу»?! – передразнил взбешенный предсовмина. – Ты меня еще спрашивать будешь?!
– Нет, я к тому, Никита Сергеевич, что, может, мне какие-то документы для доклада к вам следует захватить?
– Не надо ничего захватывать! Живо ко мне!
За те пятнадцать минут, что шеф КГБ ехал в своем лимузине с Лубянки в Кремль, а потом поднимался бесконечными коридорами и лестницами в кабинет Хруща, о чем он только не передумал. Даже успел пожалеть, что не взял с собой спецампулу для разведчиков-нелегалов: в критический момент раскусываешь, и смертельная доза цианида выливается в рот. Размышлял, кто его сдал: скорей всего, старая гиена маршал Вакуленко. Да и Бурцева хоть и женщина, а хитрая и коварная, как змея. И Сыпягин – тоже тот еще гусь. Но если кто-то из них настучал на него в одиночку – всегда можно отбрехаться: свидетельств никаких нет. Да, разговоры вел – проверял он человека, прокачивал, провоцировал! А если они, допустим, те же Вакуленко и Бурцева снюхались? Или, к примеру, дружбан Семизоров решил предать и скорешился с Сыпягиным? О, если против него покажут сразу двое – тогда дело уже другое! Налицо – полноценный заговор. И тут, коль скоро Шаляпин со всеми заговаривал о физическом устранении лидера – ему точно несдобровать. Опалой и ссылкой, как в случае Молотова-Кагановича-Маленкова (и примкнувшего к ним Шепилова), никак не ограничишься. Срок впаяют или даже ликвидируют, как Берию, может, без суда и следствия.
И да, кукурузник, принявший его в своем кабинете, оказался взбешен, хотя делал вид, что наружно спокоен.
– Ну? – протянул он испытующе. – Что хочешь сказать мне?
– А что сказать… – забормотал глубоко смущенный и растерянный Шаляпин. – По какому направлению вас информация интересует?
– Меня интересует информация по Данилову! – в бешенстве выложил карты на стол первый секретарь, и у председателя Комитета отлегло от сердца.
Да, Данилов его упущение, да, беглец, да, деталь заговора, но мелкая, ничтожная, почти незаметная.
– К сожалению, Данилову удалось бежать из-под стражи и скрыться, – отрапортовал Александр Николаевич.
– Расскажи, как конкретно удалось? – с напускным спокойствием вопросил лидер партии и государства.
«Наверняка у меня в аппарате крыса сидит, да не одна, информирует Хруща обо всем, что в Комитете творится. А как по-другому? Нормальная политическая практика».
Пришлось докладывать:
– Данилов был вывезен на конспиративную квартиру для допроса. Выпрыгнул в окно. Но его местонахождение нами установлено. Он находится под наблюдением, разговоры его прослушиваются.
– «Под наблюдением!» А почему вы его до сих пор не взяли?! Он должен сидеть! В тюрьме! В одиночке! В строжайшей изоляции!
– Товарищ первый секретарь, – промямлил Шаляпин и тут в порыве вдохновения, на радостях, что обошлось и Хрущ о настоящем заговоре ничего не знает, выпалил: – Дело в том, что Данилов является центром настоящего заговора, который ставит своей целью физическое устранение руководителей партии и правительства.
Шаляпина в ИФЛИ хорошо учили, в том числе истории тоже, и не только по краткому курсу ВКП(б). Он прекрасно помнил случай террориста Богрова, который морочил голову охранному отделению и, считай, прямо из рук сыщиков-охранителей получил пропуск в театр – да, да, именно в театр, опять в театр! – чтобы смертельно ранить царского сатрапа, премьера Столыпина. Так ведь Богров мальчишка был, двадцать четыре года, и то в смертельно опасную игру с охранкой сыграл, по лезвию прошел и выиграл! Почему бы ему, владетельному и властительному вельможе, начальнику (если переводить на прежние должности) всего охранного отделения, теперь, на новом витке истории, самому с нынешним премьер-министром в подобную игру не сыграть?
Кукурузник выпучился на визитера – видать, даже вообразить не мог, как это его, любимого руководителя, кто-то захочет убрать. А шеф главной спецслужбы страны принялся развивать свою мысль:
– По всей видимости, Данилов после того, как вы отвергли его советы, и в особенности после своего ареста затаил лично на вас, дорогой Никита Сергеевич, лютую злобу и решил поквитаться путем террористического акта. В настоящее время он сколачивает террористическую ячейку, привлекая подельников для вашего физического устранения. И это не липовая организация, – решил он сыграть на любимом поле кукурузника, – какие при Сталине придумывали, а настоящая боевая группа. Но они сейчас действуют под нашим плотным и неусыпным контролем.
– Так почему вы немедленно их не возьмете?! Зачем рисковать?!
– Не волнуйтесь, дорогой Никита Сергеевич, мы с них ни на минуту глаз не спускаем. Но они ведь, к сожалению, находят все новых соратников, запасаются оружием, поэтому, когда от болтовни перейдут к реальным действиям, мы их немедленно накроем, всех и разом – и с полной доказательной базой готовящихся преступлений.
– Ты смотри у меня, Шурик! Играй – да не заиграйся! Сам понимаешь, чья жизнь на кону. Да ведь я стар, свое отжил, а не станет меня, тут и тебя возмущенный народ линчует.
– Что вы, Никита Сергеевич! Во-первых, какой ваш возраст! Шестьдесят пять лет – вам еще жить и жить, работать и работать, на радость и во благо всем нам! А во-вторых, все возможные террористы под плотным контролем и, повторяю, круглосуточным наблюдением.
– А почему раньше не докладывал? Я обо всем околицей должен узнавать, сам из тебя информацию тянуть?
– Не хотел беспокоить, дорогой Никита Сергеевич! У вас и так забот-хлопот выше крыши. Хотел сюрприз сделать, преподнести заговорщиков на блюдечке с голубой каемочкой.
– Ладно, хорошо. Теперь скажи: что у тебя там с Бандерой?
[49]
– Готовим спецоперацию, Никита Сергеевич.
Данилов
После перестрелки на Тайнинке к Варе на Ленинский ехать ему было нельзя.
Он наверняка находится в розыске, без документов, без паспорта, а там милиция, допросы, протоколы. Ах, Варя, Варя, бедная девочка! Жертва похищения, явно одурманенная сейчас каким-то препаратом. Убили ее названых родителей – маму, отчима. Менты будут терзать расспросами. А он не сможет быть рядом. Обнять, утешить, прошептать ласковые слова.