Тени теней - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Норт cтр.№ 15

Аманда стала читать, что там произошло.

В день убийства полиция вначале задержала подростка по имени Пол Адамс. Но в тот же вечер того отпустили, когда его ровесник Билли Робертс почти в полном беспамятстве вошел в поселок, держа в руках нож и тетрадь, и признался в содеянном. Он и еще один парень, которого звали Чарли Крабтри, убили в тот день на детской площадке одного из своих одноклассников.

Полиция Гриттена получила свои «что» и «кто» практически мгновенно, но вот что касается «почему», то ответ на этот вопрос появился чуть позже – история, которая понемногу складывалась по кусочкам на протяжении последующих дней и недель.

В месяцы, предшествовавшие преступлению, Чарли Крабтри и Билли Робертс до одержимости увлеклись осознанными сновидениями. Вели дневники. Искренне верили, что делят на двоих одни и те же сны, когда спят. И со временем вызвали в своем воображении призрачную фигуру, которая правила их вымышленным королевством и требовала в качестве жертвы себе человеческой жизни. Они верили, что, принеся такую жертву, исчезнут из реального мира и будут жить – всесильные и всемогущие – в краях своих сновидений до скончания веков.

После убийства подростки отправились со своими ножами и дневниками сновидений в ближайший лес, приняли снотворное и завалились спать прямо на голой земле. Через несколько часов Билли Робертс проснулся и с трудом добрел до поселка, где был немедленно арестован.

В отличие от Чарли Крабтри.

Поскольку тот бесследно исчез с лица земли и никто его больше не видел.

В наши дни

Первые несколько дней после возвращения в Гриттен я постоянно мотался между домом и хосписом.

Мать продолжала сдавать. Во время моих посещений она в основном спала, и всякий раз я терзался чувством вины за то, что это вызывает у меня лишь облегчение. Хоть я и твердил себе, что сейчас ей больше всего требуется покой, но при этом сознавал, что просто боюсь того, что она может сказать, если проснется. В те редкие случаи, когда такое все-таки происходило, я ловил себя на том, что, затаив дыхание, жду еще каких-то упоминаний о прошлом, которое я осознанно запечатал у себя в голове и всячески избегал. Но этого так и не случилось. Чаще всего она пребывала в полнейшем замешательстве и вроде вообще не узнавала меня, как будто я был совершенно посторонним для нее человеком. Не исключено, что так теперь оно и было, – мысль, которая тоже вызывала у меня чувство вины и приводила в замешательство меня самого. Я не знал, чего хочу. Не знал, что сказать и что хотел бы услышать.

Навестив ее, обычно я направлялся в ближайший паб и проводил там некоторое время. В это местное заведение, помню, я втихаря заглядывал еще подростком, и изменилось оно гораздо сильнее, чем я сам. Типичная захудалая пивнушка с посыпанным опилками полом теперь превратилась в шикарный спорт-бар с декором из темного дерева и мягким приглушенным светом. Днем тут никогда не бывало много народу. Я сидел за столиком за единственной бутылкой пива, прислушиваясь к пощелкиванию бильярдных шаров откуда-то из глубины зала, и где-то с час пытался не думать ни о чем вообще.

Потому что там, в материнском доме, повсюду были воспоминания.

Я уже убрал свои старые бумаги обратно в коробку, но все равно ощущал их присутствие там – как постоянную пульсацию угрозы, исходящую от письменного стола, и призрак того мальчишки, которого я представлял себе сидящим за ним, становился с каждым днем все более осязаемым.

Хорошо помню ту большую перемену, когда Чарли впервые заговорил с нами о снах – об «инкубации», – и как полночь в тот день застала меня сидящим за этим самым письменным столом. Это всегда было мое любимое время суток. Работа по дому и домашнее задание сделаны; в доме тихо; мои родители спят. Я потихоньку выбирался из постели, щелкал выключателем лампы и работал над своими рассказами. У меня было целое множество толстых тетрадей – я прятал их в ящике стола, поскольку отец не замедлил бы прочесть мои литературные опыты, если б нашел их, и могу легко представить презрительную усмешку у него на лице, случись такое и в самом деле.

Но в ту ночь тетрадь передо мной была абсолютно новой и чистой.

События после той большой перемены развивались в точности так, как я и ожидал. Чарли тогда решил, что все мы обязательно должны кое-что сделать, так что со временем мы согласились во все это вписаться. Даже на этом этапе все прошло совершенно предсказуемо. Джеймса предложение сразу заинтересовало, а значит, Билли – крайне не расположенный делиться с кем-то благосклонностью Чарли – тоже проголосовал «за». В результате неопределившимся остался только я – и со временем тоже сдался.

«Осознанные сновидения».

С каким бы скепсисом я ни относился к ним в то время, мысль о них интриговала меня. Оглядывая свою пыльную, облупленную спальню и размышляя о том, какой жалкой жизнью я живу, представляя себе плоский, серый, приземленный мир вокруг себя, я все больше приходил к мысли, что перспектива избежать этого всего и испытать все то, чего я хочу, выглядит весьма привлекательно. Казалось, что достичь исполнения этой мечты каким-то иным способом мне в жизни не светит.

Чарли объявил, что первым делом всем надо завести дневники сновидений, а через неделю перечитать записи и поискать закономерности. Таким образом, мы с большей вероятностью опознаем их в будущем, на каковой стадии уже будем сознавать, что спим и видим сон, и обретем способность его контролировать.

Лежа в постели в ту ночь, я некоторое время неотрывно смотрел в унылый потолок, а потом выключил свет шнуром, свисающим возле изголовья. Чарли объяснил, что нужно сказать себе кое-что перед тем, как заснуть. Это и есть «инкубация» – сигнал подсознанию, и хотя может показаться, что эти слова ушли в никуда, что-то в самой глубине головы услышит их и отреагирует.

«Я запомню то, что мне снилось», – сказал я себе тогда.

И это сработало. Проснувшись на следующее утро, я помнил гораздо больше, чем обычно. Когда я первым делом уселся за письменный стол с тетрадью, один за другим повалились образы, каждый из которых тянул за собой более ранний, как будто я взбирался по канату обратно в ночь.

В том сне, который запомнился мне наиболее живо и четко, я оказался на каком-то странном открытом рынке. Была ночь, и я бежал по узким проходам среди прилавков и ларьков, слишком погруженных во тьму, чтобы как следует их разглядеть. Вокруг меня суетились люди, серые и неясные, как призраки, и я знал, что мне нужно срочно выбраться отсюда – что тут есть еще что-то, помимо меня и всех остальных. Я слышал, как оно гневно топает то тут, то там в ближайших переходах, охотясь за мной, как Минотавр в лабиринте. И всё же все проходы выглядели абсолютно одинаково, и куда бы я ни сворачивал, казалось, нигде не было выхода.

И я понял, что не могу выбраться отсюда без посторонней помощи.

«Я нахожусь на каком-то темном рынке…» – начал записывать я.