Я развернулся и обнаружил, что лектор валяется на дороге с простреленной головой, а Фома выбирается из кустов с табельным пистолетом в руке. Последний из троицы нарушителей запустил в него шаровой молнией размером с крупное яблоко, но младший сержант каким-то очень уж небрежным хлопком отбил её в сторону и скомандовал:
– Руки верх!
Сгусток энергии угодил в деревце и разметал его ствол в щепки, а юнец-оператор неуверенно попятился к подлеску, и тогда Федя предупредил:
– Стоять! Стрелять буду!
А я ничего говорить не стал, выдернул из креплений ППС, оттянул ручку затвора и дал длинную очередь поверх голов. Пацан мигом распластался на земле, и Фома упёрся в его спину коленом, заломил руки за спину и защёлкнул на тонких запястьях стальные браслеты наручников.
– Тимур ранен! – крикнул я, взяв на прицел гадёныша, который и подстрелил нашего снайпера. Тот уже перестал корчиться, но подняться на ноги покуда не пытался и лишь подвывал и придерживал вывернутое под неестественным углом плечо.
Младший сержант выругался и крикнул:
– Тимур! Ты как?
– Жить буду, – сипло отозвался снайпер, пытаясь зажать обильно кровоточившую рану в бедре.
Фома рывком за ворот заставил задержанного подняться, подвёл его ко мне и вновь уложил лицом вниз. Предупредил:
– Дёрнутся – стреляй по ногам, – а сам отбежал к Тимуру.
Покалеченный мной паренёк понемногу прекратил подвывать и едва уловимо напрягся. Я понятия не имел, оператор он или нет, поэтому среагировал предельно жёстко: пнул по вывернутой руке, заставив нарушителя повалиться обратно на дорогу, и прикрикнул:
– Лежать!
Но мог бы и не драть глотку: парень потерял сознание от боли.
Что ж – нашим легче. Никаких угрызений совести из-за чрезмерной жестокости я не испытывал.
Чрезмерная жестокость? О, господи боже мой! Да он мне голову прострелить хотел! Вот это – жестоко!
Фома тем временем ловко перебинтовал простреленное плечо Тимура и занялся его ногой, но только распорол штанину и сразу уточнил:
– Можешь диспетчеру наши координаты передать?
– Уже, – сдавленно просипел раненый снайпер. – Обещают прислать кого-нибудь…
Тогда младший сержант вытянул из петель свой кожаный ремень и, сложив надвое, велел Тимуру закусить его. После наложил руки на рану и кровотечение замедлилось, но замедлилось лишь на мгновение, а затем алым начало плескать куда сильнее прежнего, в ритме лихорадочных ударов сердца. Завалившийся на спину снайпер протяжно замычал, но долго его мучения не продлились: почти сразу в красную лужицу упал комочек смявшегося при ударе о кость свинца, и Фома принялся затягивать жгут. Наложил на рану тугую повязку и оглянулся на меня.
– Петя, твоего латать нужно?
– Потерпит! – заявил я в ответ и легонько двинул ногой вздумавшего пошевелиться оператора. – Лежи спокойно, пока пулю не схлопотал!
Младший сержант одёргивать меня не стал, достал из люльки вещевой мешок и устроил его под головой Тимура, после сказал:
– И вот ещё что, Петя! Уясни крепко-накрепко: ты – стажёр. Кто бы каких претензий не предъявлял, так и говори: «я – стажёр и выполнял приказы старшего группы». Понял?
Я кивнул, хоть ничего и не понял.
Претензии? Да какие тут могут возникнуть претензии?!
Но, как оказалось, могут и ещё какие…
Глава 4
За нами прилетел аэроплан. У меня чуть челюсть от изумления не отвисла, когда крылатая машина промчалась над головами, развернулась и пошла на посадку. Был этот двухмоторный самолёт с раздвоенным хвостом, который крепился непосредственно к крыльям сразу за двигателями, заметно меньше десантного биплана, он легко и просто, как показалось со стороны, сел прямо на дорогу.
Помимо медика, сразу занявшегося Тимуром, из самолёта выбралась и пара десантников, уже знакомых мне по совместным тренировкам: кудрявый круглолицый старшина и подтянутый ефрейтор с веснушчатым смешливым лицом.
– Фома, как вас так угораздило? – полюбопытствовал старшина.
– Лучше даже не спрашивай, Ваня, – отмахнулся пулемётчик и крикнул: – Хмурый, мотоцикл прихватим?
Выглянувший в распахнутую дверцу кабины пилот с нашивками старшины вовсе не выглядел ни хмурым, ни смурным, и я предположил, что обратились к нему всё же по фамилии, а не по прозвищу. Он стянул с головы лётный шлем, огляделся и махнул рукой.
– Чёрт с вами, крепите!
Крепите?! И вновь я едва не обомлел от удивления. Десантники закатили мотоцикл под самолёт, захлестнули его тросами и начали подтягивать к кабине. Сам я в этом действе участия не принимал, мне поручили караулить задержанных. К тому времени, когда медик-сержант закончил возиться с Тимуром и того погрузили на носилки, наше средство передвижения уже было самым тщательным образом закреплено и висело, не касаясь колёсами дороги.
– Воронец! – крикнул вновь высунувшийся из боковой дверцы пилот. – Не отвалится он при посадке?
– Не, Киря, не отвалится, – уверил его старшина десантников. – Ты ж меня знаешь – не первый раз замужем!
– Ну смотри – с пехотуры спрос невелик, за всё ты отвечаешь.
– Не каркай!
Подошло время конвоировать в самолёт задержанных, и если пацан-оператор поплёлся к опущенной лесенке без пререканий, то покалечившийся при неудачном кульбите парень оказался тёртым калачом и принялся орать, что ранен и будет жаловаться. Пустое – Федя легонько ткнул его в плечо, и крики мигом перешли в приглушённый скулёж.
– Двигай! – распорядился младший сержант. – И молись, чтобы из самолёта не выпасть!
Тело псевдо-лектора положили на носилки, накрыли застиранной простынёй и понесли к аэроплану, а мне пришлось собирать велосипеды, которые никто тут бросать не собирался. Вот тогда-то я и вспомнил о пустой кобуре.
Ах ты ж зараза! Ещё не хватало табельный пистолет посеять!
Я подбежал к месту падения, принялся раздвигать ногами высокую траву и высматривать воронённый металл. Ходил-бродил и вконец отчаялся, когда углядел-таки оружие совсем не там, где рухнул на землю после удара молнией, а почти у деревьев. К этому времени меня успели пару раз окликнуть, поэтому к самолёту рванул чуть ли не в припрыжку.
– Ты чего там копался? – спросил дождавшийся меня у лесенки Фома.
– Пистолет из кобуры вылетел, когда упал, – сознался я.
– А страховочный шнур тебе на что? – Младший сержант продемонстрировал кожаный витой шнурок, закреплённый на стальном колечке, продетом в отверстие на рукояти пистолета; петля на другом его конце была затянута на ремне. – Получи на складе! Понял?
– Получу, – пообещал я и полез по лесенке.