Вологодские заговорщики - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 8

Храм, который краем глаза приметил Деревнин, был Ильинским, при Ильинской обители. Рядом был и другой — в честь Варлаама Хутынского, также деревянный. Вот туда и послали Гречишниковы парнишку за батюшкой — Ильинский-то холодный, его на зиму запирают, а Варлаамовский теплый, там и молебен служить.

Кузьма Петрович так был рад, что брат с семьей благополучно до Вологды добрался, что позвал гостей — иные, московские беглецы, с Мартьяном Петровичем были знакомы, иные, вологодские жители, покамест нет. Первым пришел тот, за кем было послано, отец Амвросий, и с ним купец Кондратий Акишев, на чьи средства с прошлого лета обустраивалась небогатая обитель. И тут же пришел сосед, купец Рыбников.

Заговорили о строительстве Успенского Софийского собора, начатого еще при государе Иване Васильевиче, который все еще не был толком завершен. Комнатные женщины меж тем накрывали стол, и Деревнин с Гаврюшкой только что слюнки не роняли: в Москве и до Великого поста питались чуть ли не как иноки-постники, в дороге немногим лучше, а тут с поварни прилетали сладостные запахи доброй горячей еды — хорошая стряпуха такой тебе постный пирог испечет, что пальчики оближешь.

С церковного строительства речь перескочила на покойного царя.

— Иван Васильевич великий затейник был, — сказал Кузьма. — Приехал как-то сюда на Пасху и был недоволен, что город как-то лениво укрепляют. И тут же, в великий пресветлый день, во всех храмах с амвонов объявили: всем, где бы кто ни находился, хоть ты князь, хоть ты воевода, и с женами вместе, из церкви домой не заходя и платья на смирное не переменив, идти таскать дубовые сваи к городскому рву, что потребны для укрепления городовой стены. И что тут поделаешь? Бабы взвыли — но пошли.

— Суров был государь, — согласился Деревнин и подумал: вот такого бы сейчас, чтобы погнать прочь панов без всякого сожаления.

— А то мне еще покойный батюшка рассказывал, — добавил Акишев, — что суров он был не только к людям. Поставили в Насон-городе у архиерейского дома Успенский храм. Что за город, коли в нем Успенского храма нет? Вот церковь готова, вот наш государь входит в нее, чтобы обозреть, и тут ему на голову с потолка что-то валится. Скорее всего, это был кусок штукатурки, и немалый — лицо оцарапал. Тут наш великий государь возмутился и велел новехонькую церковь разобрать. Все взмолились, насилу отговорили. Но еще долго храм стоял неосвященный — царь не велел.

— Ишь ты, вон оно как… — пробормотал Деревнин.

— А еще была большая беда из-за телят, — добавил Рыбников. — Когда стены Насон-города строили, людишки государевы оголодали и ничего иного купить себе не могли, кроме как телят. Зарезали, съели, но когда государь узнал — велел их за то казнить.

— Телятину есть — грех, — согласился отец Амвросий. — Но я иначе слыхал — будто это были не государевы людишки, а пленные поляки, им их вера дозволяет.

— Когда на Москве хозяйничал Расстрига, он тоже телятину ел, — вспомнил Деревнин. — И многим это не нравилось.

Гаврюшка слушал все эти речи с огромным любопытством. Новые знакомцы ему пришлись по душе — веселые, улыбчивые, добрые. Его растил дед, бывавший не в меру угрюм, других взрослых мужчин, кроме сторожа Антипа, Гаврюшка почитай что и не знал. Да и кого он знал? Матушку, что потихоньку баловала? Теток Аннушку и Василису, которым еще и пятнадцати не стукнуло? А соседские ребятишки — они и есть ребятишки, что с них возьмешь.

Мужское общество Гаврюшке страх как полюбилось. Дед ему толковал, что вот пойдет на службу — заведет себе друзей среди приказных и сам во благовременье женится на дочке приказного. Но коли они все таковы, как дед, — купцы лучше, с купцами веселее! Вон как красиво расселись за столом — все дородные, плечистые, белозубые, пышнобородые, в нарядных полосатых зипунах — кафтаны скинуты, потому что горница жарко натоплена.

А на Москве-то все мерзли, дрова берегли…

Первым о Гаврюшке вспомнил Кузьма Петрович.

— А что, братцы, нет ли у кого на примете места для отрока? — спросил он. — По всему выходит, что Гаврюша должен стать кормильцем.

— В приказную избу бы, — высказал пожелание Деревнин. — Отрок у меня грамоте знает, читает бойко, писать обучен.

Купцы посовещались — куда бы пристроить. Внутри стоявшего над рекой Насон-города были места, где мог бы пригодиться знающий грамоте отрок: в съезжей избе кто-то должен писаниной заниматься, в дьячьей избе при избе воеводской — также. Имелась еще писчая избушка, в которой сидели площадные подьячие; на Москве они околачивались в Кремле на ивановской площади, а тут имели свою крышу над головой. В тюрьме вроде бы писарь не требовался. При восьми амбарах, государевых житницах, наверняка бумажными делами ведали свои люди. Неподалеку от Пятницких ворот в губной избе сидели губные старосты, ведающие всякими безобразиями, воровством, грабежами, убийствами. И рядом были еще две избы — казенная и таможенная.

Купцы все эти места перебрали, и стоило кому заикнуться о казенной избе, вроде там место освободилось, тут же выяснялось, что место держат для кого-то из своих.

— В Насон-город не так просто пробиться, — ответил Рыбников. — Разве что пристроиться к площадным подьячим, но от них денег не жди, только науку — выучат, как кляузы писать. Отец Амвросий, что присоветуешь?

— Покажись-ка, отрок, — велел батюшка.

Гаврюшка вышел из уголка, где смиренно сидел, и встал перед священником.

— Молитвы знает, — торопливо добавил Деревнин. — Сам обучал. Псалмы хорошо вычитывает…

— Лет ему сколько?

— Тринадцать, четырнадцатый пошел. Да Господи! Скоро ж ему четырнадцать стукнет! Его на Гавриила-архангела крестили! — вспомнил Иван Андреевич.

— Вот и славно. Ну, что иерей Божий может присоветовать? В пономари, — сказал батюшка. — Пусть Богу послужит, а там, глядишь, другое место ему выйдет. Я узнаю и своего Насонка пришлю сказать. Другого ничего вроде и нет…

На том и порешили.

Гаврюшка и рад бы возразить, но как перечить старшим?

Беда была в том, что он плохо знал церковную службу. Конечно, и мать его водила, и тетка Авдотья, и дед приказывал себя сопровождать, но все это случалось редко — боялись москвичи лишний раз нос на улицу высунуть. У князей и бояр — домовые церкви либо выстроены переходы, чтобы, почти наружу не выходя, со своего двора до самого ближнего храма добежать. Богатый человек может и домой попа зазвать — отслужить молебен, может и не то что крестовую палату — домовую церковь у себя завести. А отставной подьячий, что каждой полушке счет ведет, — не может.

Так что молитвы из Молитвослова Гаврюшка знал, многие даже назубок, и все псалмы не по одному разу прочитал, и Четьи-минеи — когда дед приказывал, а о службе имел смутное понятие…

Пришли еще гости, сели за стол, начался пир. Деревнин забеспокоился — как там дочки и внучки? Кузьма Петрович сказал: им кушанье наверх понесут. И вскоре старый подьячий с отвычки захмелел. Его, посмеиваясь, разули и уложили на лавку, Гаврюшке дали войлок — постелить на пол. Укрыли москвичей их же собственными шубами. Было жестковато, но Гаврюшка не жаловался — во-первых, тепло, шуба — лишняя, во-вторых, брюхо набито, в-третьих, мысли на грани яви и сна какие-то сладостные: будет служба, будут денежки, будут медовые пряники, будут новые друзья-приятели, с которыми можно обойти весь город, бегать на торг, играть в свайку…