— Нет. По дороге ничего не случилось.
— Если не считать того, что случилось в твоей голове.
Доминик пожал плечами:
— Насколько помню, я просто расслаблялся, наслаждался поездкой, не спешил, разглядывал пейзажи…
— Амиго! — прокричал Паркер, испугав проходившего мимо официанта. — Una
[11] «маргарита»! И еще одну cerveza
[12] для моего друга.
— Нет-нет, — сказал Доминик. — Я…
— Ты еще с этим не закончил, — возразил Паркер. — Знаю-знаю. Но ты его допьешь, потом выпьешь еще, постепенно расслабишься, и мы дойдем до корней твоего сомнамбулизма. Уверен, это связано с изменениями, которые случились тем летом. Знаешь, почему я так уверен? Я тебе скажу. Нельзя пережить два кризиса личности за два года по совершенно разным причинам. Значит, они связаны друг с другом.
Доминик поморщился:
— Я бы не стал называть это кризисом личности.
— Не стал бы? — Паркер подался вперед, опустил косматую голову и, вкладывая в произносимые им слова всю силу своей личности, спросил: — Ты бы и вправду не назвал это кризисом личности, мой друг?
Доминик вздохнул:
— Ну… да… Пожалуй, назвал бы. Кризис.
Из «Лас-Брисас» они уехали ближе к вечеру, но ответов так и не нашли. Когда Доминик ложился спать, его переполнял страх и он спрашивал себя, где окажется утром.
А утром он вырвался из сна с пронзительными криками: он обнаружил, что находится в полной темноте, клаустрофобном мраке. Что-то держало его — холодное и липкое, странное и живое. Он ударил по нему вслепую, принялся молотить руками и царапаться, крутился, лягался, наконец высвободился, в панике пополз на четвереньках, сквозь настырную темноту, столкнулся со стеной. В черной комнате звучали оглушительные удары и крики — пугающая какофония, причину которой он не знал. Он пополз вдоль стены, уперся в перпендикулярную стену, сел спиной к углу, лицом к черной комнате, уверенный, что липкое существо прыгнет на него из мрака.
Что это было здесь, рядом с ним?
Шум стал громче: крики, удары, грохот, треск ломающегося дерева, новые крики, новый грохот.
Все еще сонный, плохо соображающий из-за паники и избытка адреналина в крови, Доминик пребывал в убеждении, что существо, от которого он прятался, наконец нашло его. Доминик пытался его обмануть — спал в гараже, за котлом. Но этой ночью оно не поддалось на обман и вознамерилось добраться до него, больше он не мог прятаться, наступил конец. Из темноты кто-то прокричал — или что-то прокричало — его имя: «Дом!» Стало понятно, что его окликают уже минуты две, а то и дольше.
— Доминик, ответь мне!
Снова неожиданный грохот. Хрупкий треск ломающегося дерева.
Доминик, скорчившийся в углу, наконец проснулся полностью. Липкое существо было его фантазией. Плодом сна. Он узнал голос — тот принадлежал Паркеру Фейну. Остатки истерического кошмара стали отступать, и тут новый треск, самый громкий из всех, породил цепную реакцию разрушения — треск-скольжение-скрежет-падение-обрушение-грохот-стук-дребезжание, и в итоге дверь распахнулась, и темноту прорезал свет.
Доминик прищурился на ярком свету, лившемся из холла, и увидел силуэт Паркера, похожего на громадного тролля, на фоне открытой двери спальни. Дверь с вечера была заперта — Паркер ударял в нее плечом, пока не выломал замок.
— Доминик, дружище, ты живой?
Ко всему прочему дверь была забаррикадирована, что еще больше усложняло проникновение в спальню. Доминик увидел, что во сне передвинул к двери туалетный столик, поставил на него две прикроватные тумбочки и подпер все это креслом. Теперь они беспорядочной грудой лежали на полу.
Паркер вошел в комнату:
— Доминик, дружище, что с тобой? Ты так орал — я слышал тебя с подъездной дорожки.
— Сон.
— Наверное, что-то из ряда вон.
— Не помню, что это было, — сказал Доминик, по-прежнему сидя в углу: он чувствовал себя слишком измотанным и слабым, чтобы вставать. — Ты мой ангел-спаситель, Паркер. Но… какого черта ты здесь делаешь?
Паркер моргнул:
— Ты что, не знаешь? Ты мне звонил. Не далее как десять минут назад. Кричал, звал на помощь. Говорил, что они здесь и не выпустят тебя живым. Потом бросил трубку.
Чувство унижения, словно мучительный ожог, накатило на Доминика.
— Значит, ты звонил во сне, — сказал художник. — Я так и подумал. Голос был… какой-то не твой. Может, следовало вызвать полицию, но я решил, что у тебя опять сомнамбулизм. Знал, что ты не захочешь предстать в таком виде перед незнакомыми людьми, перед командой копов.
— Я собой не владею, Паркер. Что-то… что-то во мне сломалось.
— Хватит этого бреда. Не желаю его больше слушать.
Доминик чувствовал себя как беспомощный ребенок. Боялся, что сейчас расплачется. Он прикусил язык, прогнал слезы, откашлялся и спросил:
— Который час?
— Начало пятого. Почти ночь еще.
Паркер посмотрел в сторону окна и нахмурился.
Следом за ним туда посмотрел и Доминик: шторы были плотно задернуты, высокий комод, передвинутый к окну, надежно загораживал его. Да, ночью он не сидел без дела.
— Черт возьми, — сказал Паркер. Подойдя к кровати, он остановился, и на его широком лице отразилось потрясение. — Нехорошее это дело, друг мой. Очень нехорошее.
Доминик, опираясь на стену, кое-как поднялся на ноги и увидел, что имеет в виду Паркер, — а когда увидел, пожалел, что поднялся. На кровати скопился целый арсенал: автоматический пистолет двадцать второго калибра, обычно лежавший в тумбочке, кухонный нож, два мясных ножа, тесак, молоток. И топорик, который Доминик использовал для откалывания щепок на растопку, — в последний раз он видел его, когда был в гараже.
— Ты к чему готовился, к советскому вторжению? Что тебя так пугает?
— Не знаю. Что-то в моих кошмарах.
— И что тебе снится?
— Не знаю.
— Ничего не помнишь?
— Нет.
Его снова пробрала дрожь.
Паркер подошел к нему и положил руку на плечо:
— Давай прими душ, оденься. Я сочиню что-нибудь на завтрак. Идет? А потом… пожалуй, съезжу к твоему доктору, как только он начнет принимать. Думаю, тебе нужно еще одно обследование.
Доминик кивнул.
Это было 2 декабря.
Глава 2
2 декабря — 16 декабря
1
Бостон, Массачусетс
Виола Флетчер, 58-летняя учительница начальной школы, мать двух дочерей, жена любящего мужа, женщина с заразительным смехом, теперь лежала безмолвно и неподвижно на операционном столе, под наркозом, и ее жизнь была в руках доктора Джинджер Вайс.