1794 - читать онлайн книгу. Автор: Никлас Натт-о-Даг cтр.№ 30

И очень скоро понимает, почему. Открывает глаза и видит перед собой привидение. Потрясение такое, что Кардель едва не потерял сознание. Бледное узкое лицо, такие же глаза, такой же платок прикрывает губы, чтобы скрыть кровь.

Его начала бить крупная дрожь.

— Жан Мишель Кардель?

— В-винге?

Тот же голос… нет, не совсем тот же. Похожий, но не тот же. Призрак отнял платок от лица, и Кардель сразу понял: нет, не призрак. Лицо похожее, но другое. Может, кто-то и мог бы обознаться — но уж никак не он. Не Микель Кардель.

Под долгим пристальным взглядом Карделя притворившийся призраком субъект немного смутился и машинально потрогал замахрившиеся рукава сюртука.

— Да… Винге. Но не тот, про кого вы подумали.

Кардель окончательно собрался с духом и предложил посетителю спуститься на улицу.

Они вышли в переулок.

— У меня чуть удар не случился. Какого черта торчать в подъезде? Можно ведь и в дверь постучать.

— Я слышал ваш храп, — с неуверенной улыбкой сказал двойник Винге. — Решил подождать в подъезде, пока не проснетесь.

— Вон оно как… Ну что ж… Если вы ищете Микеля Карделя, то вы его нашли.

— Мое имя Эмиль Винге. Сесил — мой брат… был моим братом.

Кардель не мог оторвать глаз от внезапно материализовавшегося покойного друга и наставника. Брат… Он о нем и не слышал, Сесил никогда не говорил, что у него есть брат.

Эмиль Винге заметно смутился под пристальном взглядом огромного пальта и смотрел себе под ноги, пока Кардель, наконец, не прервал тягостное молчание.

— Давайте поговорим в «Черной кошке». Единственная дыра, где меня еще считают клиентом. Погодите немного, умоюсь.

Винге молча кивнул. Кардель прошел во двор, где стояла большая деревянная бочка с водой для кур. Он набрал в горсть воды и попытался разглядеть свое отражение — ничего не вышло.

Никак не мог унять дрожь в руке.

Улицы почти пусты, редкие прохожие напоминают привидения. Сразу после Нового года вышел приказ Ройтерхольма, зачитанный с церковных кафедр: «О недопустимости роскоши». Только старики помнят нечто подобное. Кружева, вышивки, шелка, крашеные ткани — все запретить. Гордому шведскому риксдалеру не пристало уплывать из страны в карманах иностранных купцов. Переулки Города между мостами обесцветились.

Дураку ясно — у кого меньше всех, у того легче отобрать последнее. Яркие ленты, которыми служанки перевязывают волосы на свадьбу, их единственное приданое, исчезли; ленты заменили некрашеные льняные косынки с пятнами от щедро льющегося в это лето пота — такой орнамент роскошным уж никак не назовешь. Унаследованные несколькими поколениями ремесленников и подмастерьев парадные одежды, к несказанному удовольствию невиданно расплодившейся моли, лежат в сундуках. Записные франты, щеголявшие прежде яркими сюртуками и жилетами, не решаются надевать их при дневном свете, только в сумерках, — поговорка «ночью все кошки серы» оказалась вполне применима и для бледных северных ночей. Нарядные одежды носят только те, кто может себе позволить смотреть свысока на городских стражников. Город потерял всю свою хоть и не праздничную, но все же столичную роскошь — нынешние одеяния более всего напоминают серые тюремные робы.

В «Черной кошке» посетителей почти нет. Кардель уверенно показал воскресшему Винге стул со скамьями в углу. При этом преодолел некоторую заминку, вызванную недвусмысленным взглядом трактирщика: заплати-ка дружок, старые долги, прежде чем влезать в новые. Но, поразмыслив, тот все же принес по большой кружке разведенного до грани бесстыдства пива — лучше не связываться.

— Прошу прощения… — Винге выглядел смущенным. — Конечно, следовало постучать. Или, что еще более уместно, прийти попозже.

Он сделал несколько больших глотков, и Кардель сразу заметил, насколько благотворен эффект пива, пусть даже и разбавленного. Глаза Винге уже не блуждали, неестественно выпрямленная спина расслабилась, плечи опустились.

В кабаке не горела ни одна свеча. Яркий свет летнего дня еле пробивался через покрытые многомесячным слоем городской пыли окна.

— Хватит об этом… Но клянусь: при таком освещении… не отличить. Я даже думал…

Что именно думал Кардель, осталось неизвестным: он оборвал себя на полуслове, а Винге не обратил внимания. А может, и обратил, ио расспрашивать не стал.

— Мы не виделись с Сесилом много лет. Но я всю жизнь только и слышу: ах, как вы оба похожи на мать, — Винге сделал еще один глоток и продолжил: — Сесил двумя годами старше. Вы ведь, если я правильно понимаю, хорошо его знали. Служащий полиции послал меня в кофейню, сказал, там почти всегда можно застать некоего Блума. И оказался прав: Блума я нашел. Это именно Блум помог мне вас разыскать.

— Да… Брага вашего я хорошо знал. То есть… знал и знал. Не уверен, насколько хорошо вообще-то можно было его знать. Но да — мы часто встречались… одно время.

— Вы были на похоронах?

Похороны Сесила… Карделю вовсе не хотелось их вспоминать. Мрачная история. Пастор, сам Кардель и несколько случайных людей из полицейского управления. Тело Сесила довольно долго лежало в морге в ожидании, пока могильщик выдолбит могилу в промерзшей земле. И что ответить его брату? Кардель кивнул, допил пиво, посмотрел на трактирщика и молча повертел в воздухе ладонью: принеси еще.

Они дождались, пока хозяин принес еще пива, и, только ополовинив кружку, Кардель задал вопрос, уже долго вертевшийся на языке.

— Что я могу для вас сделать?

Очевидно, Винге нелегко было ответить.

— Я приехал в Стокгольм распорядиться наследством Сесила. Побывал, само собой, у канатчика Роселиуса. Все, совершенно все было на месте, кроме одной вещи — подаренных отцом карманных часов. Сесил их очень ценил и любил. Потерять их было бы для него трагедией. А продать — даже вообразить такое не могу.

— Помню. Очень хорошо помню эти часы.

— А вы не знаете, куда они подевались?

Кардель некоторое время обдумывал ответ.

— Ваш брат на закате жизни был замешан в довольно странные дела, и я имел честь быть рядом с ним. Деньги были нужны. Часы… заложил он их, вот что.

Эмиль Винге пожевал в задумчивости губу.

— Спасибо. Теперь я знаю, где искать. Еще раз спасибо.

Винге, как показалось Карделю, хотел спросить что-то еще. Но молчал. У Карделя закружилась голова от выпитого — он слишком давно не прикасался к спиртному. Он поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от лица Эмиля Винге — знакомого и в то же время чужого. Тряхнул головой — лучший способ избавиться от наваждения.

— Извините… уставился, как баран на новые ворота. Не укладывается в голове: вас, оказывается, двое…. Было двое, — с горечью уточнил Кардель.