– Я не знал, – говорит он, задумчиво откинувшись назад. – На ужин, – произносит он наконец, – я съем пять картофелин.
Я улыбаюсь.
Папа смотрит, как я провожу пальцами по шраму в форме w на моей руке. Я вслух называю звезды, переходя от веснушки к веснушке.
– Сегин, Рукбах, Нави, Шедар, Каф.
– Это какое созвездие? – спрашивает он.
– Кассиопея, – говорю я. – Царица на троне. В греческой мифологии она правила Эфиопией. Она была матерью Андромеды и хвасталась, что она и ее дочь красивее богов моря. В наказание за тщеславие Посейдон приковал ее к трону на небе.
– Сурово, – говорит он. Затем наклоняется вперед, положив локти на колени. Отворачивается от моей руки. Возможно, ему неприятно видеть, что я расстроена. А он знает, что я расстроена, когда вожу пальцем по шрамам, но это лучше, чем делать новые шрамы.
– Ты мне расскажешь, почему мы обсуждаем цифру пять? – спрашивает он.
Я перестаю тереть кожу.
– Есть один парень, – начинаю я со вздохом.
Он улыбается.
– А-ха!
– Ничего такого. Он нагрубил мне. Я выписала ему штраф, и он взбесился. Он сказал: «Ты среднее арифметическое пяти человек, с которыми чаще всего общаешься».
– И это ты называешь грубостью? – спрашивает он озадаченно.
– Он не имел в виду ничего хорошего, пап. Он назвал меня неудачницей, порвал штраф на мелкие кусочки и бросил их мне в лицо.
– А! Вот тебе и Дублин, – говорит он и умолкает.
– Что ты думаешь об этом? – спрашиваю я.
– Я думаю, парень, который сказал тебе такое, чудак, и это еще мягко сказано.
– Все мы чудаки.
– Согласен. Ты среднее арифметическое чего – еще раз? – спрашивает он.
– Пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься, – говорю я.
Он обдумывает.
– Любопытное высказывание, – говорит он. – Обыгрывается закон средних чисел.
Духовка пищит, баранина готова. Я вынимаю ее. Кухня наполняется еще более аппетитными запахами. Поджаристая корочка, соки стекают на дно противня. Идеальная подлива. Веточки розмарина и размягченные зубчики чеснока выступают из проколотого мяса. Я ставлю баранину остывать. Сливаю воду, в которой варился молодой картофель, пар обдает мне лицо, затем обильно смазываю маслом «Керриголд». Перемешиваю мятный соус с зеленым горошком, нарезаю мясо и тут же съедаю нежные кусочки, которые остаются на ноже.
– Что значит закон средних чисел, пап? – спрашиваю я.
– Да ерунда в духе закона Мерфи, без какого-либо математического обоснования.
Он замечает, как помрачнело мое лицо, и идет на попятную.
– Как-то цинично получилось. Вижу, ты настроена серьезно, Аллегра, прости меня. Думаю, это больше созвучно закону притяжения, силе мысли, способной воплотить желаемое в жизнь, – говорит он. – Наше окружение влияет на нашу личность, черты характера, которые мы демонстрируем, и наше поведение.
– Да, пап. Так и есть, – говорю я, помешивая подливу и внимательно глядя на него. – Это он и имел в виду. Раз меня окружают… неудачники, значит, я тоже неудачник.
Папа качает головой и ставит миску с овощами на стол.
– Почему ты зациклилась на этой мысли? – спрашивает он.
– А куда мне деваться? Не могу выбросить ее из головы.
Он задумывается. Он любит разгадывать интересные кроссворды.
– Кто твои пять человек? – спрашивает он, доставая новую порцию своего домашнего пива.
– Только не это, пожалуйста, – говорю я, морщась, оно еще не выветрилось у меня из головы. – Я купила красное вино.
Он внимательно читает этикетку и ищет штопор в выдвижном ящике на кухне.
– Там крышка откручивается, – говорю я. – Сама не знаю. То есть я знала. Но теперь уже не уверена. – Я наливаю сок с противня в судок с подливой и перемешиваю.
– Вот почему тебя это так мучает. Хочешь, угадаю? – говорит он, садясь за стол. Наливает вино, делает глоток. – Мэрион конечно же. Джейми, хотя… Циклоп, Полин и, возможно, я?
Он спрашивает это с такой надеждой, что мне хочется обнять его крепко-крепко, стиснуть до смерти, но я несу подливу.
– Ты на сто процентов, – говорю я. – Это единственное, в чем я уверена. – Я ставлю подливу на стол. Мы садимся.
– Аллегра, какая вкуснятина. – Он церемонно поднимает руки. И я рада, что он снова стал собой. – Ну что, я угадал?
– В яблочко.
– Какой приз мне полагается?
– У Джейми и Мэрион будет ребенок, – говорю я.
– Вместе? – спрашивает он.
Я киваю, но не смотрю на него. Боюсь, что расплачусь, если взгляну.
– Ну что ж. Было бы умопомрачительным совпадением, если бы по отдельности.
Я отрезаю кусочек баранины, картошки с маслом, нанизываю мятный горошек на вилку.
– С Циклопом я не общалась с тех пор, как уехала с острова, – говорю я, прежде чем отправить все это в рот.
– Я вижу его иногда, разъезжает в фургоне с громкоговорителем на крыше, в костюме чудовища, – говорит папа.
– Чубакки, – поправляю я с невеселым смехом. – Диджей Чуи. Из «Звездных войн». Он возит людей на катере к острову Скеллиг-Рок в костюме Чубакки и показывает им убежище джедаев.
– Опять эта чепуха из «Звездных войн».
– У людей хоть работа есть. И это привлекает туристов. Они нужны нам.
– Мы превратились в Диснейленд. Скоро Макдоналдс откроют, помяни мое слово.
– Какая разница, зачем они приезжают, – посмотреть тупиков или пещеру из «Звездных войн»?
В ответ он только молчит.
– С Полин я перестала общаться, – говорю я. – Она дважды приезжала ко мне в Дублин, но всего на день, и времени ни на что не хватало, она спешила на обратный поезд.
– Она держится на расстоянии, наверное, не хочет навязываться.
– Она не звонила мне с нашей последней встречи. И мы не переписываемся.
– Чтобы танцевать танго, нужны двое, – говорит он. – Расскажи, с кем ты общаешься в Дублине? – спрашивает он.
Я вожу вилкой по тарелке, потому что внутри накипает ужасное чувство, живот крутит, в горле стоит ком, и мне кажется, я вот-вот разревусь, – я вдруг осознала, что у меня нет пяти человек, ни в Дублине, ни здесь. В Дублине я могла притворяться, что они все еще мои друзья, и я действительно так думала, хоть и злилась на них иногда, но здесь все стало очевидно. Вот почему эта фраза так больно ранит меня. Потому что где-то в глубине души какой-то первобытный инстинкт давно уже понял – раньше, чем голова, – что у меня нет пяти человек.