Гимназистка. Под тенью белой лисы - читать онлайн книгу. Автор: Бронислава Вонсович cтр.№ 42

Я бы с удовольствием поменялась местами с Ольгой Александровной, во всяком случае, на время этой инспекции, и мне кажется, что охрана не очень и возражала бы против такой замены. Во всяком случае, один охранник — так точно. Но вместо этого смелого заявления я всего лишь сказала:

— Боги каждому дают ту ношу, которую человек в состоянии вынести.

— Не всегда мы видим знаки богов, — парировала Соболева. Ей ли не знать — святилище Горностаевых для их клана закрыто. — И никто, даже мы сами не знаем предела собственной выносливости.

Смотрела она с крайней степенью неприязни, почему-то решив, что я пытаюсь привлечь внимание её жениха. Право слово, привлеклось оно безо всякого моего на то желания. Похоже, о любви в будущем браке и речи не шло, одни политические выгоды. А невеста ревнует уже даже не к поступкам, а к разговорам. Привлекать внимание этой пары мне совершенно не хотелось, поэтому я бросила умоляющий взгляд на Тимофеева.

— Елизавета Дмитриевна у нас работает недавно, — пришёл он мне на помощь, — поэтому вряд ли сможет рассказать о том, чем мы тут занимаемся, Ваше Императорское Высочество.

— Почему же? — неожиданно ответил Львов. — Взгляд нового человека может подметить то, на что постоянно работающий не обратит внимания, не так ли, Елизавета Дмитриевна?

Софья Данииловна разве что не задымилась от злости, сжав губы совсем в тонюсенькую ниточку и сверля меня гневным взглядом. Злить её ещё больше не было ни малейшего желания. Непредусмотрительно злить будущую императрицу.

— Боюсь, Ваше Императорское Высочество, я не столь наблюдательна, — осторожно ответила я. — Я только вступила на эту дорогу и даже маленького шажка по ней не сделала, поэтому не могу судить о проделанной тут работе, хотя мне она кажется грандиозной.

— Вот как? — не отставал от меня Львов. — Первый шажок, говорите? И почему вы решили выбрать целительскую стезю?

— Семейная традиция, — опять попытался переключить внимание на себя Тимофеев. — Дедушка Елизаветы Дмитриевны был выдающимся целителем и совершал такое, к чему мы до сих пор подойти не можем.

— Почему не можете? — наконец отвлёкся от меня Львов.

— Никто не может повторить, — пояснил Тимофеев с тяжёлым вздохом. — А записи Седых, увы, утеряны.

— Как такое случилось, Филипп Георгиевич, если они были столь важны? — сурово спросил Львов, проявляя истинно монаршее неудовольствие.

— Сам диву даюсь, Ваше Императорское Высочество, — ответил Тимофеев с явным сожалением. — У покойного была прекрасная библиотека, посвящённая целительским делам, она тоже пропала. В его доме не нашлось ни единой бумажки. Я считаю это настоящим преступлением против целительства. Да что там против целительства? Против государства.

Я невольно вздрогнула. В нашем доме все бумажки тоже вычистили. Возможно, они сейчас лежат вместе с бумагами покойного Станислава Андреевича? Или эти происшествия вовсе не связаны? И не про эту ли библиотеку говорил дух, если его слова вообще имели какой-то смысл?

Филипп Георгиевич разразился речью о пользе целительской артефакторики, я же бочком, по стеночке начала продвигаться к выходу, не желая привлекать более внимание ни цесаревича, ни его нервной невесты. Я уже почти добралась до двери, как вдруг та распахнулась, явив воинственного Соколова, который размахивал каким-то свёртком и орал:

— Смерть сатрапам!

От неожиданности я запнулась, полетела прямо на аспиранта и выкатилась с ним в коридор, в ужасе ожидая, что его бомба взорвётся прямо сейчас и разметает на части не только его, но и меня. Но охрана оказалась на высоте, тут же среагировав, прикрыла каким-то плетением отлетевший свёрток и скрутила незадачливого нападающего, стряхнув меня с него, как нечто, совершенно незаслуживающее внимания. Похоже, Тимофеев избавится наконец от столь ненавистного ему сотрудника.

— Какая вы героическая барышня, — восхищённо сказал подошедший ко мне Львов и подал руку, чтобы я могла на неё опереться, поднимаясь с пола. — Не каждая решится пожертвовать собой ради других.

— Жертвовать собой ради императорской семьи — долг каждого подданного, — неприязненно процедила София Данииловна. — Я бы сказала — священный долг.

И окинула меня таким взглядом, что я в раздражении выпалила:

— Что-то я не заметила, чтобы вы принимали этот долг на себя. Пренебрежение интересами империи налицо.

Делать такие заявления, сидя на полу, получается не слишком убедительно, но я чувствовала себя так, словно либо бомба всё-таки взорвалась, либо по мне пробежала толпа спасителей будущего монарха, а именно: совершенно разбитой. А тут ещё радостно засверкал вспышкой фотограф, запечатлевая редкую по драматизму сцену: наследник престола помогает своей спасительнице.

— Я член императорской семьи, — снисходительно бросила Соболева и посмотрела на меня этак сверху вниз, как на мелкое насекомое у своих ног.

— Пока нет.

— Вот именно, Софи, — выразительно сказал Львов и, видя, что я не тороплюсь принимать его помощь, ухватил меня, поднял на ноги и встряхнул так, что зубы клацнули. Мои — от встряхивания, Софии Данииловны — от злости. — Вы в порядке, Елизавета Дмитриевна?

— В совершеннейшем, — подтвердила я и на всякий случай прислонилась к стене. Ноги держать отказывались, но если Львов продолжит столь внимательно ко мне относиться, то София Данииловна исправит неаккуратность бомбиста хотя бы по отношению к моей персоне. По отношению к жениху исправлять до свадьбы будет крайне неосмотрительно. — Я вам весьма признательна, Ваше Императорское Высочество, за помощь.

— Это самое меньшее, что я могу для вас сделать. Вы всех нас спасли.

Тем временем к соколовскому свёртку, так и не рванувшему до сих пор приблизился один из охранников и предельно осторожно начал снимать слои бумаги. Сам же неудачливый бомбист стоял, подняв подрагивающие руки и уткнувшись лицом в стену, на которой виднелись кровавые разводы. Про смерть и про сатрапов он почему-то уже ничего не говорил, молчал как партизан. Проникся, наверное, важностью своей миссии по уничтожению монархов.

— Книги! — наконец крикнул охранник и потряс над полом каждым томиком.

Книги были совершенно обычными, поэтому из них ничего, кроме пыли, не высыпалось. Соколов громко хлюпнул разбитым носом и прогнусавил:

— Я же сказал, что это была всего лишь шутка.

— Хорошенькая шутка! — возмутился Тимофеев. — Ваши шутки, Павел Владимирович, дурно пахнут. В каком свете вы выставили нашу лабораторию перед гостями? Ничего, теперь у вас будет время подумать. Посидите в тюрьме, разберётесь, что приличному человеку делать можно, а чего необходимо избегать.

— Я показал несовершенство дворцовой охраны, — прогундел Соколов и шмыгнул носом. — Можно сказать, выявил огромную дыру в безопасности. За что меня в тюрьму?