— И Ольга Станиславовна вам от дома отказала, Юрий, — неожиданно вспомнила всхлипывающая Оленька.
— Не выдумывайте, барышня, — прошипел Юрий. — С чего бы она мне от дома отказывала?
— С того, что она не хотела, чтобы её втягивали во внутриклановую борьбу. А сейчас вы пытаетесь проделать то же с Лизой. Но мы не дадим этого сделать! Мы её защитим! — воинственно заявила подруга, выставив перед собой руки, сжатые в кулаки.
— Позвольте полюбопытствовать: мы — это кто?
— Хомяковы, разумеется, — уверенно ответила Оленька.
— Позвольте полюбопытствовать, а какое отношение Хомяковы имеют к бывшему члену клана Рысьиных, покинувшего его по недоразумению?
— Хорошенькое недоразумение, — возмутилась уже я. — Княгиня лично объявила, что я клану не нужна, потому что бесполезна, а значит, на меня не стоит терять ни время, ни деньги.
— Фаина Алексеевна уже наверняка раскаялась, что приняла столь опрометчивое решение, отрицательно сказавшееся на репутации клана. Но ты столь изящно дала твоей подруге возможность уклониться от ответа, что я поневоле начинаю подозревать, не собираешься ли ты войти в клан Хомяковых. Это был бы весьма глупый поступок.
— Почему это? — возмутилась Оленька.
— Потому что это было бы оскорбительно для нашего клана. Променять Рысьиных на Хомяковых, — Юрий брезгливо скривил рот. — Фу.
— Фу — это ваш клан, Юрий, — звенящим от ярости голосом сказала я. — Пока что все его представители, которых я видела, отличаются весьма плохими манерами.
Но моё вмешательство уже ничего не спасло, потому что почти одновременно с моими словами хомяковская перчатка полетела в наглую рысьинскую физиономию.
Глава 9
Боги, Царя храните!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь двуипостасный!
Боги, Царя храните!
Сразу после исполнения перед началом занятий этого шедевра поэтической и музыкальной мысли классная дама подошла ко мне и препроводила в кабинет главной дамы в этом заведении. Именно дамы. Важной дамы, образца для подражания. Идеальная осанка, идеальная причёска, идеальная одежда для занимаемой должности. При всём при этом идеальность была на удивление естественной, возможно потому, что сопровождалась излишней пышностью фигуры и мягкими располагающими манерами. Разумеется, если она хотела добиться симпатии у собеседника. Почему-то подумалось, что и бельё под одеждой у неё тоже идеальное, а не тот колючий ужас, что на мне. Как бы узнать, что носят такие идеальные дамы? Прямо не спросишь, не ответит и опять заговорит про мои испорченные манеры.
Директрисе я не нравилась. Даже не столько я, сколько сопутствующие мне проблемы. Дражайшая Александра Павловна, чьё имя я успела подглядеть на латунной табличке директорской двери, смотрела на меня безо всякой приязни. Холодно так смотрела и вызвала к себе ещё до начала занятий явно не для того, чтобы сказать, что гимназия окажет мне всяческую помощь.
— И что же мне с вами делать? — риторически вопрошала она уже в который раз. — Вы забыли весь гимназический курс. Что там курс, даже реверанс не можете сделать правильно.
— Я непременно наверстаю.
— Когда? У вас выпускной класс.
— Я не всё забыла. Языки и математику помню. Возможно, вспомню ещё что-то. А пока я постараюсь готовиться к занятиям и одновременно навёрстывать утраченное.
На удивление, я не волновалась об итоге этого разговора. Все мысли были совсем о другом: о дуэли между Хомяковым и Рысьиным. Владимир Викентьевич попытался примирить стороны, требуя от Юрия извинений и твердя, что княгиня будет весьма недовольна. Мне показалось, что Юрий при упоминании главы клана начал склоняться к компромиссу, тем более что перчатка была поймана на лету и не успела не то что съездить по холеной физиономии, даже нарушить безупречность усов. Но тут его противник заявил, что оскорбление второй степени простыми извинениями не смоешь, только кровью. Я пыталась было вмешаться и залепетала, что умные люди всегда могут решить вопрос словами, не прибегая к оружию, но меня не поняла даже Оленька, которая возмущённо бросила, что словами решают возникшие разногласия только торговки на рынке, а не люди, принадлежащие к благородному сословию, и если брат решил взять извинения кровью, значит, так тому и быть. Николай же вообще не обратил ни малейшего внимания на мою попытку их примирить. Однако, какие кровожадные эти Хомяковы, никогда бы не подумала!
И вот сейчас где-то проходит дуэль Хомякова и Рысьина, на которой согласился присутствовать в качестве наблюдателя Владимир Викентьевич. Это, конечно, успокаивало, но не настолько, чтобы переживать о разговоре с директрисой больше, чем об исходе поединка. Пусть Оленька и успела рассказать, что секунданты договорились о бое на саблях и только до первой крови, что, несомненно, увеличивало выживаемость обеих сторон, всё же было тревожно. Ведь первая кровь может стать и последней. Если, конечно, воткнуть достаточно глубоко.
— В вашем положении, возможно, было бы лучшим выходом отложить занятия на год, восстановить здоровье, — внезапно ворвался в мои размышления голос заботливой директрисы. — Гимназия готова пойти вам навстречу и вернуть уплаченные деньги.
Предложение было заманчивое, очень заманчивое, поскольку я понимала, с какими трудностями придётся столкнуться, и подозревала, что не так уж и просто их будет преодолеть. Но очень уж подозрительным выглядело это желание от меня отделаться. Учитывая, что Рысьина входит в Попечительский совет гимназии, я не могла не предположить, что в следующем году у меня попросту откажутся принимать документы, сославшись на то, например, что я не подтвердила пройденный курс. Нет уж, Владимир Викентьевич мне рекомендовал заняться учёбой, значит, буду поступать по его рекомендации. Он целитель, ему лучше знать.
— Не в моём положении пренебрегать возможностью получить образование, — твёрдо ответила я. — Александра Павловна, я приложу все силы, чтобы учиться достойно.
— Понимаете, дорогая, ваши успехи и до этого трагического происшествия оставляли желать лучшего, — участливо улыбнулась директриса. — Вы упомянули, что помните иностранные языки, но по ним у вас всегда был минимальный балл, и то я не уверена, что его выводили не из уважения к княгине Рысьиной.
«К клану которой вы теперь не имеете ни малейшего отношения». Слова не были сказаны, но подразумевались. То, к чему отнеслись бы со снисходительностью у представителя сильного клана, никогда не спустят тому, кто лишён этой поддержки.
— Опять же, ваши манеры претерпели изменения не в лучшую сторону.
Это она сейчас про неудачный реверанс, при котором я чуть не упала, пытаясь ее приветствовать, или про то, что я противоречу, не желая облегчить ей задачу?
— Я постараюсь в ближайшее время привести манеры в соответствии с требованиями, принятыми в гимназии. То, что не вспомню, выучу заново. Надеюсь, для этого не понадобится много времени.