Я пожал плечами, но чувствовал, что он сам знает зачем.
– Ну, в чем-то она права. Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, как бы ужасна ни была твоя жизнь.
– Даже если ты умираешь? – удивился я. – Как может кому-то быть хуже, чем тебе, если он живет, а ты умираешь?
Хэнк посмотрел на меня и сказал:
– Иногда тем, кто умер, повезло больше.
Мы молча допили кофе. Я знал, что он говорит о своей семье.
Я смотрел на него и думал о нем – о том, каким он был и каким стал. Когда-то он был членом самой богатой семьи в округе, а теперь его считали отбросом общества, потому что он жил в сломанном школьном автобусе. И Серебряная звезда за героизм больше не играла никакой роли.
Я смотрел на него и спрашивал себя – расскажет ли он мне когда-нибудь о своей семье и своем прошлом? Если я смогу сам выпытать у него эту информацию, у меня появится возможность больше не скрывать от него наш разговор с миссис Доусон. Я боялся ляпнуть что-нибудь, не подумав, и выдать себя.
– Хэнк?
– Хмм? – Он вновь отхлебнул кофе.
– Кто та женщина на фотографиях?
Он с раздражением посмотрел на меня и ничего не ответил. Но я продолжал давить.
– И двое детей. Мальчик и девочка. Кто они?
Он прокашлялся, сделал еще глоток.
– Люди, которых я когда-то знал.
– Не ваши жена и дети?
Он настороженно посмотрел на меня, видимо, недоумевая, как я пришел к такому выводу.
– С кем ты говорил? – спросил он.
– Да нет, ни с кем, – соврал я. – Просто подумал – это ведь старые фотографии, и, наверное, люди на них много для вас значат. Иначе зачем вешать их на стену?
Помолчав немного, он ответил:
– Как я уже сказал, это просто люди, которых я когда-то знал.
После этих слов он вновь занялся кофе.
Надо отдать ему должное – он мне не соврал. По большому счету, он сказал мне правду, лишь скрыл самое главное. Как я в случае с миссис Полк.
Внезапно он поднялся и отставил кружку в сторону.
– Тебе не пора на работу?
– Пора, – ответил я и тоже поднялся, хотя и не допил кофе. Больше мне не хотелось.
По пути к миссис Доусон я думал о прошедших двадцати четырех часах. Всего за несколько недель жизнь стала гораздо сложнее. Интересно, значило ли это, что я становлюсь взрослым, как того хотела миссис Доусон? Если да, то взрослеть оказалось совсем не так замечательно, как я ожидал.
С миссис Доусон мы в тот день почти не говорили. Я был не в духе, а она – слишком поглощена предстоящей поездкой. Я в жизни никуда не ездил, поэтому мне казалось, тут ничего сложного – собери одежду и зубную щетку, и готово. Но каждый раз, входя в дом, я слышал, как она спрашивает совета у Йоги.
– Как думаешь, взять голубое платье или желтое?
Однажды я рассказал Хэнку о том, как она разговаривает с собакой – как с человеком, совсем не так, как общаются с животными большинство людей. Хэнк ответил, что пока я не слышу ответов Йоги, все в порядке, а потом рассмеялся и добавил, что миссис Доусон всегда была не такой, как все.
Часа в три дня она наконец вышла во двор, где я копался в огороде.
– Я уезжаю. Буду на месте примерно часов через пять, смотря какое движение.
– Хорошо, – сказал я. – Приятного общения с сестрой.
– Спасибо, – ответила она. – И, Джек…
– Да, мэм?
– Если на этой неделе созреют какие-нибудь овощи, можешь забрать себе. Ни к чему им гнить на жаре.
– Спасибо, – сказал я, думая, как объясню родителям, где взял свежие овощи прямо с грядки, но потом осознал, что им наплевать.
– Тебе спасибо, что присмотришь за домом.
Она немного помолчала, будто хотела сказать что-то еще, и наконец спросила, общался ли я сегодня с Хэнком.
– Да, мэм.
– Надеюсь, ты не говорил о том, что мы с тобой обсуждали?
Я прокрутил в голове свои вопросы по поводу фотографий и решил, что задать их – не совсем то, что выложить Хэнку всю правду. Поэтому я сказал:
– Нет, мэм.
– Постарайся держать себя в руках. Даже если ты скажешь, что тебе рассказал кто-нибудь другой, он не поверит. Никто в Дентоне об этом не говорит. Никто.
– Почему?
– Потому что Дэвид Морланд хотел, чтобы все замолчали, и все замолчали. В конце концов, он ведь был виновен в непредумышленном убийстве и пьяном вождении, поэтому ему важно было позаботиться о том, чтобы эту тему больше не обсуждали. Он мог отправиться в тюрьму и, скорее всего, должен был бы отправиться. Не знаю, сколько ему стоило откупиться, но уверена, что немало. Теперь никто не вспоминает этот эпизод.
По крайней мере, ее слова объясняли, почему я никогда ни от кого не слышал историю Хэнка.
– Ладно, следи за порядком, пока меня не будет. Увидимся через неделю, – сказала миссис Доусон. Взяв Йоги под мышку и забравшись в машину, она уехала, а я закончил прополку и еще раз удостоверился, что все в порядке. Несколько огурцов и помидоров должны были вот-вот созреть. Я решил, что если родители спросят, где я их взял, то скажу, что их дала мне мама Ли, хотя и не совсем понимал, зачем мне врать насчет овощей.
На следующий день была суббота. Ли уезжал с семьей на отдых, а Роджер должен был с чем-то помогать отцу. Я решил прогуляться по городу и поискать себе занятие. Но возле «Грейсонса» увидел выходившего оттуда Хэнка, который тащил маленькую сумку с молоком, кофе и сигаретами.
– Тот самый юноша, что мне нужен, – сказал он. – Не поможешь мне с сумкой?
Я был не против, и к тому же делать мне было все равно нечего, так что я взял у него сумку, и мы пошли к его автобусу.
– Ты снова в госпиталь к тем детям? – спросил Хэнк. Я нахмурился, поскольку надеялся, что он об этом забыл.
– Да нет.
– Почему же?
– Мне… было там плохо.
– Само собой. Вот почему нам с тобой стоит снова туда пойти.
Я не увидел в его словах никакого смысла, но понял, что он не отвяжется, и тяжело вздохнул.
– Когда вы хотите?
– Как говорят, нет более подходящего времени, чем сейчас.
– Кто говорит?
Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся.
– Просто говорят, и все, – выпалил он и рассмеялся. Я не понимал, почему он вдруг сделался таким жизнерадостным. Когда я рассказывал ему о нашем с миссис Доусон визите, он был так же мрачен, как и я.
– Как мы туда поедем? – спросил я. У Хэнка не было машины.
– Уверен, можно одолжить машину Джерри Морланда. Она все равно целый день стоит тут в доках, и он жалуется, что она скоро сгниет из-за того, что ей не пользуются.