— Что скажете? — спросил другой парень в аналогичной маске, стоявший, наклонившись вперед и сжимавший ее груди рукой, на которой не хватало одного среднего пальца. — Не пора ли поскорее трахнуть эту гребаную еврейскую киску?
— Можно, но не сейчас, — сказал третий, которого она не увидела. — Самое веселое оставим на потом.
— Еще увидимся, — мужчина, сидевший на ней сверху, со смехом слез с кровати и исчез вместе с остальными.
Лилья осталась лежать и лишь продолжала смотреть по сторонам на нарисованные на стенах свастики.
79
Лазанья снова была отправлена в духовку, а Фабиан сидел с Соней и Матильдой на кухне, в ожидании, пока Теодор спустится после душа. Они разговаривали о всякой ерунде. Время от времени Соня смеялась над тем, что рассказывала Матильда, а иногда и он пытался улыбнуться. Но улыбка была весьма непростым делом, она как будто застряла где-то у него внутри и ощущалась скорее как неудобная гримаса.
В каком-то смысле он должен был почувствовать облегчение. Они с Соней наконец объединились и вместе заставили Теодора взяться за ум. Но облегчение было последним, что он чувствовал. Не было никаких сомнений, что единственно правильным было отправиться в Хельсингёр и связаться с датским прокурором. Но тревога о том, как все пройдет, все еще была у него на душе, рана не затягивалась, она беспокоила его словно обострившаяся язва желудка. Кроме того, прошла уже почти четверть часа, а ведь он не знал никого, кто обычно принимал душ так быстро, как Теодор.
— Я пойду и посмотрю, как у него обстоят дела. — Он встал и вышел из-за стола. — Начинайте есть, если хотите.
— Нет, мы подождем, пока все соберутся, — сказала Соня, наполняя свой бокал вином.
Оказавшись в верхнем коридоре, он встал перед закрытой дверью ванной и прислушался к звукам душа по другую сторону.
Было ли это на самом деле то, о чем он беспокоился? Он не думал об этом до нынешнего момента, а сейчас вовсе не был удивлен. Было слышно, как льется вода, но звук такой, что земля стала уходить у него из-под ног.
Была ли это его вина? Не слишком ли сильно он надавил? Или уже слишком поздно, как сказал Теодор? Вопросы, на которые не было ответов, продолжали атаковать его, пока он доставал монету и дрожащими руками поворачивал замок и открывал дверь ванной. Может быть, им все-таки надо было сделать так, как говорила Соня. Сделать вид, что ничего не произошло.
Ледяная вода, которая не попадала в наполовину закрытый слив в полу, а перетекала через край и лилась дальше по полу ванной, словно обожгла его ноги через носки. Но это было последнее, что его волновало. Он сунул руку под струю душа, закрыл кран и поспешил к открытому окну.
До земли слишком высоко, чтобы спрыгнуть. Вероятно, он спустился по водосточной трубе, которая проходила совсем рядом с окном. Однако куда он отправился после этого? Этот вопрос мог иметь бесконечное число ответов.
Дверь сарая в саду была приоткрыта — стало очевидно, что он взял велосипед. Что, в свою очередь, означало, что у него уже было достаточно времени, чтобы спрятаться, если, конечно, он не хотел, чтобы его нашли. У Фабиана подкашивались ноги, и он был вынужден опереться на раковину, чтобы не потерять равновесие.
Но ему нельзя раскисать. Сейчас это последнее, что он может сделать. За каждую минуту, которая проходила именно сейчас, его сын удалялся еще на пятьсот метров. Печаль и самоанализ могли подождать, он не должен терять время.
Он поспешно вышел из ванной и спустился по лестнице.
— Тео сбежал, — крикнул он остальным. — Можете есть без меня. Я свяжусь с вами, как только что-нибудь узнаю. — Соня что-то крикнула ему вслед, но он не расслышал, что именно, так как уже выходил из дома и пересекал улицу.
Его руки тряслись так сильно, что пришлось использовать их обе для того, чтобы вставить ключ в замок зажигания и повернуть его, не имея ни малейшего представления, в каком направлении он поедет.
У Теодора не было друзей, домой к которым он мог заявиться в любой момент. К сожалению, с тех пор, как они переехали сюда, у него не появилось ни одного по-настоящему хорошего приятеля. Другими словами, не было никакого смысла осматривать кварталы рядом с их домом или школой.
То, что он направился на юг, в город, казалось самым очевидным. Но это предполагало, что там должен быть кто-то, с кем он мог встретиться. В противном случае целью мог быть поезд или паром в Данию.
Но побег из страны стоил бы немалых денег и требовал наличия какого-то плана, а у Теодора не было ни того, ни другого. Это не было бегством, которое было спланировано заранее. Этим побегом полностью управляли эмоции. Страх и паника от того, что ждало его на свидетельской трибуне. И уж где бы он сейчас не хотел оказаться — так это именно в Дании.
По этой причине он решил ехать прямо в противоположном направлении, к лесу Польшескуг, пытаясь отбросить мысли, которые были у него в голове в течение последних нескольких часов и теперь удерживали все его внимание.
Он свернул направо на улицу Йохана Банера, а затем налево на улицу Румаресвег с лесом Польшескуг на левой стороне.
А ведь он даже не верил в сверхъестественное. В то, что по другую сторону есть существа, которые обладают возможностью заглядывать в будущее, и что можно просто достать доску с буквами для общения с ними. Для него будущее никогда не было ничем иным, как результатом различных цепных реакций, где одно следствие вело к другому.
Совершенно не отдавая себе отчет почему, он повернул налево на дорогу Кристер Бойе на кольцевой развязке и поехал дальше мимо крематория с его рвом прямо в Польшескуг, густая листва которого эффективно затемняла светлую летнюю ночь.
Тем не менее, он не мог избавиться от беспокойства, которое передалось ему от Матильды. Оно было реальным, в этом он не сомневался. Она, очевидно, чувствовала его еще месяц назад, но не успела рассказать об этом до того, как получила пулю в живот и упала на пол без сознания. Но как только очнулась в больнице после всех операций — это было первое, о чем она заговорила.
Если она выжила, то кто в их семье умрет?
Велосипедная дорожка уходила в лес с правой стороны от дороги, но он не видел ни велосипедного фонаря, ни чего-либо еще, что означало бы, что он на верном пути.
Наука, логика, весь здравый смысл говорили, что он не должен думать об этом. Но как бы ему ни хотелось, нельзя было закрывать глаза на ту связующую нить, которая прошла через жизнь Теодора с самых первых школьных лет и до сих пор.
Все, что нужно было для объяснения и понимания всей ситуации, было именно в ней. Все поступки и последствия, которые за эти годы заставили его загнать себя так далеко в угол, что он больше не мог видеть выхода из всей этой ситуации.
Сверхъестественное или нет. Разве это имеет значение?
Если бы кто-то спросил, он не смог бы привести нормального объяснения. Не было никаких поддающихся логике аргументов или вообще какого-либо рационального объяснения того, почему он вдруг затормозил так, что взвизгнули шины, развернулся и проехал около ста метров назад, прежде чем свернуть направо на гравийную дорогу и продолжить движение прямо в лес. Единственное, что он знал, это то, что до этого ехал не туда, а теперь был на правильном пути.