— Давайте пойдем в Башню. Здесь такой сейчас сделается солнцепек…
Командоры
Расселись в пристройке на каменной П-образной скамье. Здесь стояла сумрачная прохлада. Между этой гранитной комнатой и главным помещением Башни не было стены. Все видели, как туда-сюда медленно ходит медный шар, опоясанный неразгаданной надписью. Он был зеленовато-черный, только вверху у стержня медь светилась, начищенная штанами Филиппа. Там горела желтая искра, солнце уже пробивалось в узкие окна. Луч упал и на лицо незнакомца, высветил резкие вертикальные морщины, впадины коричневых щек, бледную голубизну глаз. Человек этот не зажмурился, не отвернулся, только провел по лицу ладонью, словно стирал прилипшую паутину.
— Кто он такой? — громким шепотом спросил Ярик. На него посмотрели, и он смутился.
А незнакомец наконец улыбнулся:
— Я скажу, скажу… — Он придвинул к себе с одной стороны Юкки, с другой его сестренку. Опустил очень худые руки между коленями, смотрел перед собой. Но говорить не спешил.
Маятник отмерял тишину: семь секунд — щелчок, семь секунд — щелчок. И долго это было, но все молчали и почти не двигались, потому что понимали — пришло что-то очень важное. И вот, дождавшись очередного щелчка, незнакомец заговорил. Подышал на кисти рук (словно хотел согреть под коричнево-пятнистой кожей тонкие кости и жилы) и сказал:
— Меня зовут Павел Находкин… Павел Евгеньевич Находкин… Я был командиром звездного крейсера «Бумеранг», который впервые преодолел барьер скорости света… Впрочем, это не важно. Пожалуй, важнее другое: я похож на вас. Я ужасно стар, но внутри себя очень похож на вас, потому что крепче всего на свете помню, как был таким же, какие вы сейчас. Помню сильнее, чем время звездолетов… Хотя и это не так уж важно. Самое главное вот что: я один из последних настоящих Командоров… Вы слышали о Командорах?
— Еще бы… — негромко, но дерзко отозвался Ежики. И они с Яриком сели ближе друг к другу.
— Я имею в виду не лжекомандоров, от которых ты пострадал на Полуострове, Матиуш… Кантор и его помощники думали использовать ребят с редкими способностями для своей политики. Это были обманщики и преступники.
— Извините, а «Белые гуси»… — подал голос Цезарь.
— Ты говоришь о группе Корнелия Гласа и Рибалтера, Чезаре? Это героическое дело. Они заняты охраной детства. Они стараются защитить любого попавшего в беду ребенка, это, конечно, невозможно, но все равно они… в общем, молодцы они, что тут спорить. Но я о другом. Я говорю о командорстве в чистом виде. С давних пор были на свете люди, которые посвящали себя одной цели: сохранять для будущего мальчиков и девочек, которым природа подарила особые свойства. Тех, кто как бы разламывал рамки привычной жизни и науки. Это были дети, которые надолго опередили свой век, и защитить их было нелегко. И не всегда удавалось. Ведь в тех, кто читает мысли других людей, зажигает взглядом огонь, чует рядом с собой другие миры или умеет за миг перенести себя на сотню верст, многие видели колдунов и врагов человечества… Да и потом, когда стыдно стало верить в колдунов и отыскивать где попало врагов, люди смотрели на непонятное с подозрением… Даже сейчас… Витя Мохов, не потому ли обсерватория «Сфера» до сих пор на секретном режиме?
— Наверно, потому, — сказал Витька с непонятно отчего возникшим злорадством. И опять страхом кольнуло воспоминание о «пчеле».
— А в самой «Сфере»… — слегка монотонно продолжал Павел Евгеньевич Находкин. — Когда Михаил Мохов опередил программу и поставил задачу, непонятную для других, перед ним оказалась прочная стенка. Все были против…
— Кроме Скицына… — буркнул Витька.
— Да, пожалуй… И Михаил Алексеевич ушел. Но, Витя, все-таки… все-таки уговори его вернуться. Едва ли он один добьется многого…
— Я говорил, он не хочет, — прошептал Витька. И опустил голову, потому что все посмотрели на него.
— Времена меняются, мальчик. Поговори еще, он, может быть, поверит тебе.
— Ага… — тихо выдохнул Витька. Он не обижался на этого человека и не стеснялся ребят, просто скребло в горле.
Находкин сказал, словно спохватившись:
— Я отвлекся… Я говорил, что люди часто не понимают. Мне самому, когда был мальчишкой, приходилось скрывать, что отчаянной силой желания могу перебросить себя в пространстве хоть на какие расстояния… Впрочем, и потом, когда я перебросил «Бумеранг» по линии полета, обгоняя свет, сказали, что нельзя. Что, мол, не пришел еще для таких дел черед и я опережаю время.
— А почему его нельзя опережать? — слегка скандально сказал Филипп. — Что такого…
— А я не знаю почему, — вдруг улыбнулся Находкин. Весь пошевелился, тряхнул плечами и стал немного моложе. — Но вообще-то со временем шутить опасно… Много-много лет назад в славном городе Реттерберге, который тогда назывался Реттерхальм, один мальчишка перевернул без спроса особые песочные часы — хронометр Комингса. И нарушил нормальный бег времени. Из-за этого опоздал на обеденный перерыв городской трамвай, произошло его крушение, одного из местных ребят (его звали Галиен Тукк, Галька) сочли виновником этой беды, выслали из города, он попал на броненосец… Капитан броненосца, судя по всему, был одним из Командоров, цепь событий удалось кое в чем изменить, но остановить их было уже нельзя. И в результате Реттерхальм оказался в другом пространстве, превратившись в нынешний Реттерберг…
— Галька — это тот бронзовый мальчик над обрывом? — спросил Цезарь без обычного «извините».
— Да, в Верхнем парке Реттерберга, недалеко от эстрады с вертящейся площадкой, похожей на солнечные часы… Впрочем, это и так часы. Только тень на них — вовсе не тень, а черта темпорального фиксатора на Генеральном меридиане… Два мальчика, развлекаясь, вертятся на этом круге, причем то в одну, то в другую сторону. Стоит ли удивляться после этого, что в совмещенных пространствах время пошло туда-сюда… Как говорили во времена моего детства — «враздрыг»…
Витька посмотрел на Цезаря, Цезарь на Витьку.
— Мы же не знали, — сказал Витька, тыкаясь лбом в колени.
— А я что! — почти весело отозвался Находкин. — О том я и говорю. И мальчик в Реттерхальме не знал, когда переворачивал хронометр. И наверно, многие мальчишки в разных краях и пространствах, ничего не зная, вертят шестерни в непонятных механизмах, забравшись в таинственный подвал, или хватаются за маятник загадочных часов… Или зеркальцем ловят луч звезды и бросают его на пересечение с Меридианом… Кстати, о звездах. Так ли уж странно, что в прошлом году мальчик Ежики швырнул в небо живой камушек-кристалл по имени Яшка и через сто лет Яшка этот столкнулся с летящей песчинкой и вспыхнул звездой, а прадед Михаила Скицына, которому сейчас девяносто пять, знал об этой звезде еще в детстве… Где-то очередной раз опоясала грани Кристалла временная петля… Помнится, я мальчишкой швырнул с речного обрыва монетку, а она была не монетка, а колоссальный энергонакопитель. И время сошлось в кольцо. Правда, всего на сутки, но эти сутки решили очень многое. В частности то, что я сейчас здесь, с вами… А в тот вечер, в лесу, по дороге в Черемховск, я первый раз встретил Юкки. И вот ее… — Находкин ласково качнул за плечо Юккину сестренку. Девочка осталась серьезной, а Юкки улыбнулся чуть-чуть. Ребята переглядывались: правда, значит, что говорила Лис…