Там император хотел своими глазами увидеть, как идет производство орудий нового типа и что ему мешает идти еще лучше.
Нет, это были не нарезные и не казнозарядные пушки. Таковые пока находились в процессе разработки, которая производилась в специально для этого созданных мастерских на окраине Мытищ. К моменту, когда пушки будут готовы для серийного производства, там предполагалось ввести в строй первую очередь завода, но к войне за присоединение Крыма такие орудия не успевали. Впрочем, Новицкий именно так и планировал.
В Туле же делались шуваловские единороги и карронады для так называемой «обшивной эскадры», которая через год должна была покинуть Санкт-Петербург и отправиться в Средиземное море. Свое неофициальное название она получила оттого, что подводная часть корпусов ее кораблей была обшита медью для уменьшения обрастания в теплых водах. И, наконец, там производилась опытная партия орудий, которые император назвал «тактическими мортирами». По сути же это были эрзац-минометы калибром девяносто миллиметров.
Два года назад мытищинские мастерские с большим трудом выпустили пять минометов без приставки «эрзац», то есть со стволом в виде тонкостенной стальной трубы. И никаких резервов для увеличения производительности в реальные сроки не просматривалось. Поэтому Новицкий решил, что, раз уж нормальные минометы пока не получаются, нужно как-то упростить технологию их производства. В результате стволы начали лить из чугуна по той же технологии, что и карронады, тем более что они были почти такие же, только со стенками потоньше и калибром поменьше.
Да, миномет при этом стал втрое тяжелее, но все равно он оставался значительно мобильнее пушки того же калибра. А прочие достоинства — высокая скорострельность и стрельба по крутой навесной траектории — никуда не делись.
В Туле императора встретил Миних — он отправился на завод сразу после завершения визита прусской королевской четы и до сих пор сидел там. Ничего удивительного в этом не было, ибо Христофор Антонович еще с тридцать третьего года являлся генерал-фельцейхмейстером, то есть начальником всей артиллерии Российской империи.
Кстати, когда Сергей подписывал указ о его назначении, он сообразил, что не знает — это звание или должность? И, решив, что подобное не уронит его авторитета, спросил у заинтересованного лица, то есть самого Миниха.
— Так ты, государь, получается, сам не знаешь, куда меня произвел? — рассмеялся новоиспеченный генерал-фельцейхмейстер.
— Ну и что? Я же не себя туда назначил, а ты должен знать, что это такое. Вот и расскажи мне, пригодится для общего развития.
Оказалось, что в Российской империи есть две довольно странные штатные единицы — уже упомянутый генерал-фельдцейхмейстер и генерал-адмирал. И то, и другое одновременно являлось и званием, и должностью.
— Не вижу смысла в таких гибридах, — фыркнул император. — А ты видишь? Ну, а раз тоже нет, принимаем соломоново решение. Пусть генерал-фельдцейхмейстер станет просто должностью, а генерал-адмирал — званием. Проследи, чтобы в соответствующие документы были внесены изменения, я подпишу.
— Государь, план по производству будет выполнен, но вот насчет сохранения тайны я не уверен, — заявил Миних, дождавшись, когда вестовой расставит миски с ужином и выйдет. — Кстати, караси в сметане весьма неплохи, рекомендую отдать им должное. Да, значит, народ тут довольно безалаберный. Я, конечно, кое-что сделать успел, но далеко не все, что потребно. В общем, сейчас дела обстоят так: либо план, либо секретность, а и все вместе скорее всего обеспечить не удастся.
— Караси действительно замечательные, — заметил Новицкий, — а ответ на твой вопрос будет однозначным. Разумеется, план. Если кто что разузнает про единороги и карронады, так и хрен с ними. Вот тактические мортиры лучше все-таки удержать в секрете, насколько это получится.
Император знал, что говорил. Действительно, в истории техники часто возникали решения, дающие какие-то преимущества на начальном этапе, но потом быстро превращающиеся в тормоза дальнейшего развития. Ведь люди, увидев что-то хорошее, часто склонны его абсолютизировать.
Взять, например, историю авиации, которую Новицкий неплохо знал. На первых самолетах бипланная схема была вполне оправдана — для небольших и не очень быстро летающих экземпляров. Однако конструкторы сделали не совсем корректный вывод, что она универсальна. В результате бомбардировщики и истребители оставались почти поголовно бипланами аж до середины тридцатых годов, а кое-где и дольше, что основательно затормозило развитие более прогрессивных монопланов.
Причем авиаторам еще повезло, что первые самолеты строились с жестким крылом. Если бы кто-нибудь в начале двадцатого века додумался до дельтаплана, в чем не было ничего невозможного, то получилось бы еще хуже. Небось всю Первую мировую войну летали бы по небу здоровенные треугольники, хлопая на ветру огромными тряпочными крыльями.
Кстати, Новицкий считал — когда удержание в тайне летательных аппаратов тяжелее воздуха станет невозможным, первым надо будет показать миру именно дельтаплан. И перед этим желательно монополизировать каналы поставки шелка в Европу.
С карронадами ситуация была аналогичной. Эти орудия давали серьезное преимущество, пока морские бои происходили на небольших дистанциях — как правило, порядка трехсот метров, а то и меньше. Ведь как раньше вооружался, например, русский линейный корабль?
На самой нижней орудийной палубе располагались пушки, до недавнего времени именуемые тридцатишестифунтовыми, а с прошлого года — калибром сто семьдесят пять миллиметров. На второй палубе стояли пушки полегче, калибром в двадцать четыре фунта, то есть сто пятьдесят миллиметров. А на самой верхней — двенадцатифунтовые, они же стодесятимиллиметровые. Такая структура артиллерии получилась вынужденной, ибо тяжелые крупнокалиберные пушки можно было располагать только снизу, иначе корабль мог потерять остойчивость. И в бою с заведомо слабым противником это было оправдано.
Однако даже турецкому линейному кораблю, не говоря уж об английском, попадания ядер среднего калибра причиняло не очень большой вред, а малого — вообще никакого. То есть две трети корабельной артиллерии оказывались почти бесполезными.
Линкоры же обшивной эскадры на средней и верхней палубах должны были иметь карронады такого же калибра, как и пушки на нижней, то есть сто семьдесят пять миллиметров. Причем на среднем деке предполагалось ставить карронады первого ранга со скоростью вылета цельного чугунно ядра порядка двухсот шестидесяти метров в секунду. А на самом верху — второго ранга, покороче и с более тонким стенками. У этих скорость была всего двести двадцать.
Из-за невысокой начальной скорости ядра карронады могли результативно стрелять только на небольшие дистанции — не более трехсот метров для первого ранга и двухсот — для второго. Зато на малых дистанциях одного полного залпа могло хватить для того, чтобы уничтожить самый большой линкор.
Однако подобное решение противоречило общей тенденции развития корабельной артиллерии — постоянного увеличения дальности огневого воздействия. И, значит, с появлением у противника достаточно мощных дальнобойных пушек, пусть поначалу и дульнозарядных, вооружение карронадами и вытекающая из него тактика боев на минимальных дистанциях станет губительной. Поэтому Новицкий считал оптимальным вариант, при котором по результатам грядущей русско-турецкой войны ведущие морские державы начнут вооружать свои корабли карронадами. И если этот процесс достигнет максимума тогда, когда у русских появятся нарезные казнозарядные пушки, будет совсем замечательно.