Сними обувь твою - читать онлайн книгу. Автор: Этель Лилиан Войнич cтр.№ 38

Страница

Эльси, которая по-прежнему жила в Индии, получила свою скромную долю, когда вышла замуж, но ни Уолтер, ни Беатриса не касались своих денег, оставив их у мистера Уинтропа для матери, на случай крайней необходимости, хотя она, разумеется, ничего об этом не знала. Проценты накапливались, и теперь Беатриса оказалась обладательницей значительной суммы, не считая тех денег, которые по настоянию Генри она, как и прежде, продолжала получать от него на платья. Она уже решила, что делать с наследством. Несколько фунтов в год будет тратиться на покупку книг современных философов, в основном французских, о которых ей рассказывал Уолтер. Ей давно хотелось прочесть эти произведения, но она чувствовала, что нечестно покупать их на деньги Генри, потому что он, несомненно, отнесся бы к ним с величайшим неодобрением, если бы мог их понять. Остальные деньги составят ее личный фонд для помощи окрестным недостойным беднякам. С достойными бедняками не возникало никаких затруднений: Генри был добр, и для нее не составляло, труда убедить его помочь им самому или попросить за них лорда Монктона. Но семьи браконьеров как изобличенных, так и подозреваемых — и двух католиков, единственных в округе, были задавлены нуждой, облегчить которую она до сих пор не могла, не вызвав множества неприятных последствий. Те семьдесят фунтов в год, которые она сможет делить между ними, будут очень полезны их голодающим детям. На секунду она с прежним презрением к себе подумала, что в действительности ее заботит только собственное спокойствие: теперь, увидев маленького заморыша, она не могла спать по ночам. Скрывать она, конечно, ничего не будет. Она никогда ничего не скрывала от Генри, кроме одного — того, что было действительно важно. Если она будет покупать башмаки для босоногих ребятишек или подарит калеке осла и тележку, Генри, коль скоро это его заинтересует, может просмотреть ее счета. Но это его не заинтересует. Как всегда, все ее дела будут открыты для него. Правило, которое она в горький час после разговора с епископом обещала себе свято соблюдать, давно уже стало привычкой. В тот вечер, сидя в карете рядом со спящим мужем, она поклялась, что никогда больше не испытает унизительного страха перед возможным разоблачением. Рабыня, которая хочет сохранить самоуважение, может скрывать только свои мысли. То, что она читает, говорит или делает, должно быть всегда открыто для ее хозяина; только душа ее будет заперта для него. Если он по лени или тупости обманывает себя — это его дело. Каким детским и смешным казалось все это теперь. Вспоминая годы своего замужества, она не могла не видеть, что рабом скорее был он: рабом, с которым обращались так же мягко, как с Фиалкой, о котором так же хорошо заботились и который был так же доволен своей упряжью. Положение домашнего животного — что может быть отвратительнее и постыднее? Никому не пожелала бы она… А что она могла сделать, если он не годился ни на что лучшее? Но правда ли это? А если бы он женился на женщине, близкой ему духовно, — какой, вероятно, была его мать, которая любила бы его просто за то, что он ее муж? Или на покорной и обожающей его простушке, вроде жены лорда Монктона или ее приятельницы, дочери местного священника, которую он опекал бы, вместо того чтобы она опекала его? Может быть, он стал бы другим? Вряд ли. Окружающая среда все равно сломила бы его: он слишком слаб, чтобы сопротивляться… Но Бартон был бы другим, хотя и не по его вине. Он в любом случае старался бы быть добрым хозяином, и если бы ему помогала хорошая женщина, его арендаторам жалось бы лучше, чем большинству других. Но их дети выглядели бы хуже, чем теперь.

Кроме того, найти хорошую женщину не так-то просто. Скорее всего он женился бы на ком-нибудь вроде Эльси или даже леди Крипс; и что тогда было бы с арендаторами и их детьми? Во всяком случае, раз у них с Генри есть дети, какой смысл гадать о том, что могло бы быть? Остается только принять существующее положение вещей и делать все, что в ее силах. И в конце концов во всем есть свои хорошие стороны. Хорошо, что Уолтер сможет теперь отказаться от профессии, которая ему никогда не нравилась; тем более что неудачная женитьба положила конец его карьере и до конца дней ему суждено было бы оставаться мелким чиновником. Он сказал ей, что собирается продать дом в Кейтереме и купить небольшой коттедж в какой-нибудь уединенной местности. Пожалуй, он найдет утешение в науке, как их отец. Может быть, он займется археологией или попробует закончить огромную сравнительную таблицу языковых форм, работу над которой он начал в Оксфорде и оставил, поступив на дипломатическую службу. Но разве можно сосредоточиться на сложных проблемах среди бесконечных слез и истерических припадков? Генри предложил подарить ему для кабинета обитую войлоком двойную дверь, сквозь которую не проникал бы голос Фанни. А теперь, когда он сам распоряжается своим временем, можно будет иногда найти благовидный предлог, чтобы вызвать его в Бартон, где его любят все взрослые, все дети и все собаки. Это будет для него некоторой передышкой. Несколько месяцев спустя Уолтер написал сестре, что подыскал подходящий дом, который и надеется вскоре купить. Это небольшой каменный коттедж, построенный для ныне умершей эксцентричной затворницы-вдовы в отдаленном уголке большого поместья, расположенного на скалистом побережье северного Корнуэлла. В поместье живет управляющий, а богатая и знатная владелица приезжает в большой дом только на несколько недель во время осенней охоты. Но и тогда этот домик ей не нужен. Он до сих пор пустует, потому что ее поверенному не удалось найти покупателя, принадлежащего к приличному обществу, который согласился бы жить в таком унылом и уединенном месте. Ему наконец удалось убедить свою клиентку, что неприступная аристократичность ее поместья не будет нарушена, если у самой отдаленной его границы поселится ученый из хорошей семьи, бывший дипломат. Судя по всему, в целой Англии трудно было найти более глухое и дикое место. Уолтер писал, что дом, до которого от ближайшего городка приходится ехать семнадцать миль по скверной дороге через вересковую равнину, стоит на вершине крутого утеса, нависающего над морем. Из северных окон видно только безграничное небо, вода и береговые обрывы; из южных — хаос скал, доисторические каменные постройки и открытая всем ветрам вересковая равнина, тянущаяся до зазубренных вершин гряды Браун Уилли. По равнине раскидано несколько мелких молочных ферм. На триста футов ниже дома, скрытая выступом утеса, прячется убогая рыбачья деревушка, грязная, заброшенная и нищая. Во время отлива туда можно добраться по песчаной косе, во время прилива — только на лодке или через утес, по головокружительной тропинке. Уолтера беспокоило лишь одно. Он поставил условием, чтобы в его участок был включен заросший вереском и папоротником бугор, который, по его мнению, скрывал древнее захоронение, а нотариус провел границу прямо до моря, и после этой поправки рыбачий поселок оказался на его земле. Его не смущала небольшая доплата, но он пришел в ужас при мысли, что у него появятся двадцать четыре арендатора, ютящиеся со своими семьями в полуразрушенных лачугах, плата за которые по большей части просрочена. Однако это место так ему нравилось, что даже подобное неудобство его не расхолодило. — Он с ума сошел! — сказал Генри. — Зачем ему селиться на краю света? Я бы легко подыскал ему что-нибудь подходящее поблизости от нас. А эта его жена? Они и так не ладят, а теперь им придется все время быть вместе, словно на необитаемом острове! — Не думаю, — сказала Беатриса. — Фанни неспособна похоронить себя заживо только потому, что он любит камни друидов. Она найдет сотни причин, чтобы почти все время проводить в Лондоне или каком-нибудь другом большом городе и заодно тратить большую часть их дохода; а Уолтер, конечно, с радостью согласится жить впроголодь на картошке с селедкой, лишь бы не видеть ее. — Послушай, моя дорогая, мы не можем этого допустить! Уговори его прежде приехать в Бартон, и мы попробуем образумить его. Он слишком хороший человек, чтобы зря пропадать в такой глуши. Уолтер охотно приехал и, посадив к себе на колени крестницу, вежливо и рассеянно выслушал советы и уговоры зятя. Ничто не могло повлиять на его болезненное стремление уехать от всех, остаться наедине с дикой природой. Окончившийся жалкой неудачей брак и глубоко потрясшее его самоубийство матери что-то сломали в нем: словно раненое животное, он хотел спрятаться и зализывать свои раны. Фанни, хотя она яростно воспротивилась его намерению поселиться в столь неудобной местности, сперва заявила, что не расстанется с ним и там.

Страница