Я встал и пошел в кусты за сушняком.
Когда я вернулся, Наташа стояла по колено в воде и что-то разглядывала на дне.
— Сколько здесь маленьких рыб! — сказала она. — Как они называются?
Я молчал.
— У вас так хорошо… Я сегодня с шести часов хожу по берегу. Я проснулась от солнца…
Я молчал.
— Витя, — спросила Наташа, — ты что, на меня обиделся?
— Нет, — буркнул я.
— Ты, наверное, с Лариком дружишь?
— Сто раз в день, — сказал я.
На этот раз Наташа засмеялась как-то хорошо, и мне расхотелось злиться. Но о чем с ней говорить, я не знал. Я ведь с девчон… ну, с девочками разговариваю раз в триста лет. Опыта в этом деле у меня нет никакого.
— Ты в какой перешел? — спросила Наташа.
— А что?
— Ничего, просто так.
— Ну, в восьмой.
— А-а-а, — сказала Наташа, — я так и думала.
— Чего ты думала?
— Да что ты в седьмом.
— Я уже в восьмом.
— Ну, это все равно, — сказала Наташа.
Наташа вышла из воды и села на песок. Теперь она сидела, а я стоял и придумывал, что сказать еще, чтобы она не ушла.
И я придумал. Знал, что нельзя этого делать, но уж очень мне хотелось ее удивить.
— Хочешь на моторе прокатиться?
— А ты умеешь? — спросила Наташа.
— Попробую.
Я подошел к палатке и за ноги выдернул оттуда Батона. Он брыкался и не хотел открывать глаза.
— Дай ключ, — сказал я.
Батон дрыгнул ногой, намотал на голову ватник и растянулся на песке. Я вытащил у него из кармана ключ.
— Садись, — сказал я Наташе. — Держись как следует.
Мотор завелся со второго рывка. Я развернул «казанку» на месте и дал полный газ. Берег сразу будто прыгнул назад.
Я держался недалеко от берега — так больше чувствуется скорость. Валуны на берегу мелькали мимо, как семечки.
Наташа сидела на передней скамье. Она сложила на коленях руки и смотрела вперед.
Не знаю, о чем она думала в эту минуту, но, уж наверное, не о том, что я не могу жить без варенья.
А главный фокус был впереди.
Выйдя из бухты, мы понеслись прямо на гряду. Издали она казалась маленькой черной полоской, но полоска эта на глазах вырастала и поднималась над водой. Вот она распалась на отдельные камни. Камушки были приличные, некоторые — побольше палатки.
Наташа повернулась ко мне.
— Там камни! — крикнула она.
Я показал на свои уши:
— Не слышу!
До гряды оставалось метров двести.
— Камни, Витя, камни!
Я помотал головой и показал на мотор: ничего, мол, не слышно.
До гряды оставалось метров сто.
Наташа схватилась руками за борта.
— С ума сошел! — закричала она.
До гряды оставалось метров пятьдесят.
И тут я плавно и круто вывернул мотор. Лодка заскользила, сильно накренившись на борт. За кормой потянулась пенистая дуга волны.
Мы промчались мимо камней, и почти сразу наша волна стала их накрывать.
А через секунду лодка снова шла ровно, как по струнке, и гряда начала быстро уменьшаться.
Наташа снова обернулась ко мне.
Я засмеялся.
Она покачала головой, точь-в-точь как моя мама, и улыбнулась, но как-то не очень весело.
Я сбавил газ до среднего, чтобы можно было разговаривать.
— Еще хочешь?
— Нет, пока хватит, — сказала Наташа. — У вас все так ездят?
— Можно и почище, — сказал я. — Сегодня не так интересно, волны нет. Ты приходи, когда волна будет. Вот тогда…
Что будет на волне, я рассказать не успел, потому что мы уже подходили к лагерю. Я взглянул на берег и сразу сбавил обороты до самых малых.
На берегу рядом с Батоном стояли Иван Сергеевич и Леха.
Подошел я по высшему классу: перевел на холостые, потом дал задний ход и остановился точно у кола.
Но спасти это меня уже не могло.
— Спасибо, — сказала Наташа. — Мне домой пора.
Иван Сергеевич молча смотрел на нас. Лицо у него было не зверское, но и не очень радостное.
— Как покатались? — спросил он Наташу.
— Ой, здорово! — сказала Наташа. — Никогда даже не думала…
— Ты Желудева? — спросил Иван Сергеевич.
— Желудева Наташа.
— На мать очень похожа, — сказал Иван Сергеевич. — Ну, как тебе понравился рулевой?
— Какой рулевой?
— А вот этот, — Иван Сергеевич показал на меня.
— Хороший мальчик, — серьезно сказала Наташа.
Я чуть не взвыл. Я взял лодку без разрешения! Меня могут попереть из лагеря, хотя теперь я совсем уже не хотел уходить! Но ей этого мало! Я еще для нее — мальчик!
Наташа попрощалась со всеми и ушла.
— Что ж, Мурашов, — сказал Иван Сергеевич, глядя Наташе вслед, — в определенном смысле я тебя понимаю…
За спиной Ивана Сергеевича Батон таращил глаза, дергал себя за волосы, строил плаксивые рожи — показывал мне, что я должен рыдать и просить прощения. Вообще-то я мог бы и попросить. Чужие лодки, да еще моторные, без спросу брать не положено. За это от любого в поселке я получил бы по шее, да еще дома мать меня бы сто лет пилила.
Но я был уверен, что просить бесполезно, особенно если Иван Сергеевич видел мои фокусы у гряды.
— …Но только в определенном, — сказал Иван Сергеевич. — Ты знаешь, что лодка не трактор — на тормоза не нажмешь.
«Знаю, — подумал я, — все я знаю. Знаю даже, что сейчас вы меня напополам словами распилите, а потом выгоните из клуба. Выгоняйте уж лучше сразу».
Но Иван Сергеевич больше ничего не сказал. Он повернулся и ушел с берега.
— Ну, накатался? — сказал Леха. — Рулевой! Фига ты, а не рулевой. Ты соображаешь, что такое гряда?! Ведь ты убить мог девчонку!
Я молчал. Спорить тут было не о чем — подводных камней у гряды хватает.
— Ты соображаешь, что у тебя в руках двадцать пять лошадей?!