Милосердные - читать онлайн книгу. Автор: Киран Миллвуд Харгрейв cтр.№ 64

– Госпожа Корнет хочет с тобой поговорить. – Марен злится и не понимает почему. – У тебя есть свой дом, так чего ты сидишь на пороге, как бездомная бродяжка?

– Что вы хотели сказать, – Дийна пристально смотрит на Урсу, – госпожа Корнет?

Урса сразу переходит к делу.

– Вчера я вернулась из Вардёхюса. Мой муж получил приглашение на ужин к губернатору Каннингему. За столом говорили о вас.

Такого Дийна не ожидала, Марен это видит, хотя у нее хорошо получается скрыть удивление. Ее лицо остается совершенно бесстрастным, и только в глазах появляется жесткий блеск, но Урса этого не замечает и продолжает:

– Там в тюрьме двое лапландцев. – На этом слове Дийна сжимает зубы. – Заклинатели ветра.

– Я не заклинаю ветер, – говорит Дийна.

– Но они говорили о рунах, – вставляет Марен. – И о фигурках.

– Фру Олафсдоттер вырезала их сама, – говорит Дийна. – Я только ей подсказала, какие жечь травы в знак памяти.

– Ей, наверное, тоже грозит беда, – говорит Марен. – Но мы больше волнуемся за тебя.

– За меня волноваться не надо. Это уже не твоя забота.

– Я вообще не хотела сюда идти, но Урса настояла, что ей надо с тобой поговорить, – произносит Марен, отвернувшись, чтобы Дийна не видела, как ей обидно и больно. – Она считает, что это важно.

– Вам надо посещать церковь, – говорит Урса. – Я думаю, все еще можно поправить.

– Да неужели? – говорит Дийна, и Урса смущается под ее пристальным взглядом. – Когда двое, как вы говорите, лапландцев сидят в тюрьме, и их, без сомнения, скоро сожгут на костре?

Марен ждет, что Урса начнет возражать, но та молчит, и Марен чувствует нарастающее давление где-то в районе горла.

– Я уверена, что мой муж не чужд милосердия, – наконец произносит Урса, но как-то неубедительно.

– Я слышала, что происходит с моими людьми, когда они отдаются на милость таких людей, как ваш муж, госпожа Корнет, – говорит Дийна, подхватив Эрика на руки. – Вот почему я никак не могу разделить вашу уверенность.

Дийна заходит в свою пристройку, захлопнув дверь. Марен пару секунд нерешительно мнется, а потом идет следом. Она входит без стука, толкает дверь со всей силы, и та бьет Эрика по ноге. Малыш тихонечко всхлипывает. Марен тихо закрывает дверь, оставив Урсу стоять снаружи, и оборачивается лицом к комнате, куда она не заходила уже несколько лет. Может быть, со дня свадьбы Эрика и Дийны, когда она, Марен, украсила их жилище цветами – мелкими белыми и желтыми соцветиями, – и помогала развешивать на стропилах свадебные дары: вяленых рыбин, похожих на крошечные паруса.

Сейчас никаких цветов нет и в помине. Комната, казавшаяся тесноватой для пары молодоженов, почему-то кажется еще меньше, когда в ней живут мать и маленький сын. Огонь в очаге не горит, лишь угли тлеют под слоем золы. Окно занавешено плотным одеялом, отчего в комнате сумрачно. Дийна глядит на Марен, словно ночная птица, затаившаяся в полумраке. Эрик садится на кучу тряпья, сложенного в углу. Какие-то ветки, торчащие из нее, придают ей сходство с наспех свитым гнездом. В комнате пахнет кислым молоком и блодплёттаром, чей густой дух проникает сюда сквозь дощатую стену. У холодного очага стоят башмаки Эрика, старшего Эрика – брата Марен. Один башмак расшнурован, язычок вывалился наружу, внутренности похожи на темную пасть.

Марен пришла, чтобы выговорить Дийне за грубость, чтобы выказать свою обиду за те злые слова, которые Дийна бросила ей, когда заявила, что Марен больше не нужно за нее беспокоиться, потому что это уже не ее забота. Ей хотелось высказать много всего, но в этой комнате все заготовленные слова встают комом в горле. У нее ощущение, что ее предали, предали Эрика, предали память об Эрике.

– Дийна…

И тут она видит над очагом веревочную фигурку, обернутую в пропавшее кружево Торил. Марен сбивается и умолкает. В бок фигурки воткнула серебряная игла.

– Что это?

Проследив за направлением ее взгляда, Дийна пожимает плечами и берет в руки фигурку.

– Ничего. Кукла для Эрика.

– Это кружево Торил.

Дийна вынимает иголку, разворачивает кусок кружева.

– Хочешь его ей вернуть?

Марен качает головой, и Дийна бросает кружево в огонь. Марен делает судорожное движение, словно хочет выхватить его из пламени, но оно уже сморщилось и почернело.

Оглядев комнату, Марен видит рунные камни на полу у кровати, горстку костей – кроличьих хребтов – рядом с пустыми башмаками у очага. Волоски у нее на руках встают дыбом.

– Дийна, что происходит?

– А что происходит? – Дийна кладет веревочную фигурку на большой квадратный кусок ткани, расстеленный на кровати. Туда же она кладет шарф из лисьего хвоста, теплые рукавицы, свой нож, шерстяную рубаху.

– Что ты делаешь?

– Не говори никому, – просит Дийна, не прерывая своего занятия. – Даже ей.

– Ты не можешь так просто уйти. – У Марен сжимается сердце. – Дийна, ты не ведьма.

Но ее голос звучит неуверенно, и Дийна резко оборачивается к ней.

– По-моему, ты не очень-то в это веришь.

У Марен дрожат руки, и она вдруг понимает, что ей по-настоящему страшно.

– Эта фигурка…

– Кукла, – говорит Дийна. – Для Эрика. Я взяла кружево просто назло. И чтобы одежка была помягче.

Марен смотрит на кроличьи кости, на рунные камни.

Дийна издает невеселый, горький смешок.

– Я помню то время, когда руны давали тебе утешение. Когда моряки приходили к моему отцу, чтобы он бросил кости и прозрел их судьбу. Это тоже язык, Марен, и если ты его не понимаешь, это не значит, что в нем есть что-то злое.

Марен пристыженно кивает. Ей хочется извиниться, но она понимает, что извинения прозвучат глупо и жалко. Она лишь повторяет:

– Ты не ведьма.

– Неважно, кто я. Важно, кем меня считают они.

– Урса уверена, что все будет хорошо. Ее муж…

– Да что она знает? – У Дийны срывается голос. – Что знаешь ты? Я осталась в Вардё только ради тебя, и чтобы Эрик рос в семье. Но здесь уже небезопасно.

– Ты забираешь его с собой?

– Он мой сын, – говорит Дийна. – Ты же не думаешь, что я его брошу?

– Как же он будет жить на мелкогорье?

– Мы уйдем еще дальше, – говорит Дийна. – Куда бы мы ни ушли, там ему все равно будет лучше, чем здесь. – Дийна обводит взглядом запущенную убогую комнатушку. – Какая тут жизнь у ребенка? Ему нужен воздух, нужны деревья, ему нужны люди, которые не будут смотреть на него как на выродка или на дурачка. – Она бросает ядовитый взгляд на дощатую стену, из-за которой доносится стук маслобойки. Мама по-прежнему взбивает масло, хотя оно давно готово. – Надо было уйти сразу, когда не стало его отца.