– Прошу прощения. – Он поспешно освобождает лестницу и помогает подняться Урсе, когда она добирается до самого верха. Она опирается на его руку, тихо радуясь про себя, что надела перчатки.
– Благодарю. – Она расправляет юбки. – Ты не видел моего мужа? Комиссара Корнета?
– Он сошел на берег, фру Корнет.
– Госпожа Корнет, – поправляет она и смотрит по сторонам. Тронхейм сияет огнями. К кораблю уже подкатили лебедку, все готово к разгрузке. Отсюда весь порт виден как на ладони. Порт похож на бергенский, и на сердце у Урсы теплеет. – Капитан Лейфссон здесь?
Парнишка качает головой.
– Нет, госпожа. Сошел на берег.
– Ты не знаешь, куда он пошел? – Она думала, что хоть кто-то из них будет на корабле.
– Я не знаю.
– Тогда я, наверное, тоже сойду на берег. Найдешь мне провожатого?
Он коротко кивает и бежит прочь. Небо уже начинает светлеть, за портовыми сооружениями видны городские дома, такие же ярко раскрашенные, как в Бергене.
Возвращается мальчик.
– Второй помощник Хенссон сказал, чтобы вас проводил я, госпожа.
– Больше никого не нашлось?
– Остальные все заняты.
Он слегка шепелявит. Может быть, он еще младше Агнете. Может быть, у него еще не сменились молочные зубы.
– Ты знаешь Тронхейм?
– Нет, госпожа.
– Ну что ж, – говорит она, борясь с желанием сдаться и вернуться в каюту. – Пойдем?
Он идет впереди, спускается по узким сходням, стуча по доскам босыми пятками. Урса глядит на него и ругает себя. Надо было ему сказать, чтобы он надел ботинки. Земля наверняка ледяная.
Она идет следом за ним, освобожденный от груза корабль качается. Матросы, суетящиеся у трапа, расходятся в стороны, пропуская Урсу. Она ступает на мокрые скрипучие доски, ветер толкает ее в бок. Урса хватается за веревочный поручень и сжимает так крепко, что ладони болят. У нее получается устоять на ногах, но лютый ветер вырывает из прически шпильки. Волосы разлетаются, падают на глаза.
Стиснув зубы, Урса идет вниз по трапу мелкими осторожными шажками и наконец ступает на пристань. Земля под ногами такая твердая, что Урса спотыкается на ровном месте, и уже во второй раз за сегодняшнее раннее утро маленькая грязная рука поддерживает ее, не давая упасть.
– Осторожнее, госпожа.
– У вас все в порядке? – Какой-то мужчина стоит на почтительном расстоянии, слегка вытянув руку вперед, словно с намерением предложить помощь.
– Все в порядке, спасибо. – Ей удается выдавить слабую улыбку. – Где здесь можно поесть?
Он указывает на приземистое длинное здание, неровно окрашенное в желтый цвет. Тусклая вывеска с изображением колокола покачивается на ветру. Урса благодарно кивает и нетвердой походкой идет к двери, по-прежнему опираясь на руку парнишки. Буквально тащит его за собой. Широкая сточная канава у самого входа замерзла, Урса отводит глаза, переходит канаву по скользкому дощатому настилу и входит внутрь.
Несмотря на столь ранний час таверна почти переполнена. Кажется, что свободных мест нет, но парнишка находит незанятый столик в углу, самом дальнем от камина. Урса замечает в толпе нескольких женщин. Они красиво одеты, их сопровождают мужья. Она знает, что ей бы не следовало находиться одной в таком месте, в сопровождении только мальчишки, почти ребенка. Но она совершенно измучена после бессонной ночи, ей уже все равно, что о ней могут подумать. Она дает мальчику скиллинг из тех, что ей подарила Агнете, и велит ему взять кружку светлого пива и чего-нибудь горячего на закуску.
Он приносит сдачу и тарелку картофельных клецек, горячих и на удивление вкусных: начинка из солонины обильная, сочная, картофельное тесто отлично проварено и хорошо согревает нутро. Урса приступает к еде, парнишка неуверенно топчется рядом, ей приходится чуть ли не силой усаживать его за стол и впихивать ему в руку клецку. Только тогда он начинает есть. Она улыбается парнишке, и он так удивляется, что она поневоле задумывается, а что было с ее лицом прежде? Желая как-то его подбодрить, она спрашивает, как его зовут, и он отвечает: Каспер.
– Как ты нанялся служить на корабле?
Он пожимает плечами, жадно смотрит на клецки, и Урса пододвигает к нему тарелку. Ее вовсе не обижает его молчаливость.
Когда они собираются уходить, один из матросов открывает перед Урсой дверь и отвешивает насмешливый поклон. Она не кивает ему с благодарностью, не удостаивает даже взглядом, но про себя улыбается.
– Как странно они на меня смотрели, – говорит она Касперу. – Как будто в жизни не видели женщин.
– Там были женщины, – отвечает Каспер. – Но они не того сорта.
– Не того сорта?
– Не такого, как вы, госпожа.
Она вспоминает их нарумяненные щеки, их платья ярких цветов, наконец все понимает и густо краснеет. Неужели матросы приняли ее за шлюху? Урса думает об этих падших женщинах. Наверное, они все-таки получают хоть что-то за свой позор.
Город медленно просыпается. Улицы узкие, дома по обеим сторонам нависают над головой. Кажется, будто они склоняются друг к другу и шепчутся о чем-то. Тронхейм совсем не такой красивый, как Берген, хотя когда-то он был столицей.
Они с Каспером выходят на рыночную площадь, где уже вовсю идет торговля. Урса покупает себе теплые сапоги и овальную маску из черного бархата на все лицо – для защиты от солнца, – и несмотря на протесты Каспера, покупает ему вязаные шерстяные перчатки.
– Я видела, как ты сортируешь веревки. Надо, чтобы пальцы не мерзли, так что перчатки тебе пригодятся.
Она хочет купить ему и сапоги, но он уперся, как мул, и не хочет их мерить, чему сапожник, похоже, только рад.
– Лучше я похожу босиком, госпожа. Я пока что еще расту. Они мне станут малы через месяц. Так говорит второй помощник Хенссон.
Когда они возвращаются на корабль, Авессалом стоит на вершине трапа. Кажется, он ждет Урсу. Он дает Касперу подзатыльник, и тот исчезает из виду, растворившись в толпе матросов на палубе. Корабль, освобожденный от части груза, сидит в воде не так низко, как прежде. Авессалом хмуро глядит на свертки в руках у Урсы.
– Впервые за много дней у нас появилась возможность посетить церковь. Ту самую церковь, где коронуют ваших королей. А ты потратила день на походы по лавкам. – Он резко дергает головой, указывая на свертки. – Откуда у тебя деньги?
– Сестра дала мне немного с собой.
– Мужу следует знать о средствах своей жены, – говорит он, пристально глядя на Урсу. – Неужели отец тебе этого не говорил? – Он протягивает к ней руку ладонью вверх. Секунду помедлив, она тянется взять его за руку, но он отдергивает ладонь. – Деньги, жена.
Уже потом, ночью, когда он будет храпеть рядом с ней, она вонзит ногти в нежную кожу за ухом, ругая себя за покорность. Она могла бы соврать, это было бы вовсе не трудно: «Извини, муж, я потратила все, что было», – но почему-то не соврала. Что-то в нем заставляет ее подчиняться, хотя и вызывает внутреннее отторжение. Она послушно расстегивает потайной кармашек на поясе и отдает мужу все деньги.