– Мусора, – не церемонясь, заканчивает за нее Раштон. – Справедливости ради должен сказать, что это не только личные вещи преподобного Флетчера. Там много обычной церковной утвари. Мы не знали, что с ней делать, так что все это еще в подвале.
– Что ж, похоже, в ближайшие недели мне будет чем заняться.
Мне приходит в голову еще одна мысль.
– Преподобный Флетчер похоронен здесь? Мне кажется, я должна отдать ему дань уважения.
– Вообще-то нет, – качает головой Раштон. – Он похоронен в Танбридж-Веллс. Рядом с матерью.
– Он не хотел, чтобы его хоронили здесь, – неожиданно у меня за спиной подает голос Аарон.
Я оборачиваюсь к нему:
– В самом деле? Почему?
– Он считал, что эта церковь погрязла в грехе.
– Погрязла в грехе?
– Как уже сказал Малколм, – вмешивается в разговор Клара, – на преподобного Флетчера много всего навалилось.
– Он хотел, чтобы в ней провели ритуал экзорцизма, – продолжает Аарон. – Это было как раз накануне…
– Аарон! – резко произносит Раштон.
Аарон как-то странно на него смотрит.
– Она должна знать.
– Что я должна знать?
Раштон вздыхает:
– Незадолго до своей смерти преподобный Флетчер попытался сжечь часовню.
Глава 14
– Не то чтобы подобная попытка была предпринята впервые.
Раштон делает глоток латте.
Мы сидим в углу деревенского клуба, который согласно яркой, сделанной от руки надписи на двери «Открыт на кофе по понедельникам, средам и пятницам с 10 до 12». К нам присоединилась Клара. Аарон предсказуемо отклонил приглашение.
Я удивлена количеством народа. В Ноттингеме на утренний кофе приходили или глубоко верующие, или бездомные. Подозреваю, что по большей части люди опасались либо религиозных нравоучений, либо – хуже того – дрянного кофе.
Завсегдатаи здесь постарше, но хорошо одеты. Я даже заметила пару мамочек с младенцами. И кофе довольно приличный. Я приятно удивлена. Это первый приятный сюрприз с момента моего приезда сюда.
– Итак, что же произошло? – спрашиваю я.
– Католические сепаратисты. Потомки преследователей протестантов времен королевы Марии, насаждавшей культ Девы Марии. Они сожгли старую часовню дотла еще в семнадцатом веке. Уничтожили все, включая большую часть церковных книг. Нынешнюю часовню баптисты построили спустя несколько лет после этих событий.
– Прошу прощения, я хотела спросить, что случилось с преподобным Флетчером.
– Ах да. Что ж, к счастью, он так далеко не зашел. Аарон застал его прежде, чем огонь успел распространиться всерьез.
– Что там делал Аарон?
– Это было ночью. Аарон случайно проходил мимо и заметил в часовне свет. Он застал преподобного Флетчера над грудой подожженных подушек для скамей.
– Он сказал, что кто-то проник в часовню, – говорит Клара, встряхивая второй пакетик сахара и высыпая его содержимое в свой кофе. Судя по всему, фигурой она обязана не диете.
– А это было возможно? – спрашиваю я, думая о незапертой двери и свете, который видела прошлой ночью.
– Ни малейших признаков взлома не было. Кроме него, ключи от часовни были только у меня и Аарона, – отвечает Раштон.
– Ясно. – Я беру это себе на заметку. – Мог ли кто-то забыть запереть дверь?
Раштон вздыхает.
– Мэтью – преподобный Флетчер – в последнее время вел себя довольно странно.
– В каком смысле?
– Он утверждал, что видит привидения, – откликнулась Клара.
Я напрягаюсь:
– Какие привидения?
– Горящих девочек.
Ледяные пальцы сжимают мою голову.
– Существует нечто вроде местной легенды, – с блеском в глазах начинает рассказывать Клара. – В шестнадцатом веке две юные девушки, Абигайль и Мэгги, были сожжены на костре вместе с еще шестерыми мучениками.
– Я знаю эту историю, – говорю я, – во всяком случае ее часть.
– Джек хорошо подготовилась, – вступает в разговор Раштон. – Она знала даже о куклах.
– В самом деле? – Брови Клары взлетают вверх. – Где вы о них услышали?
В ее пронизывающем взгляде есть что-то такое, от чего мне становится не по себе.
– Да просто в Интернете прочитала.
– Многие люди считают их жуткими.
– Не понимаю почему.
Она улыбается:
– В маленьких деревушках есть свои особенности.
– Я с ними не знакома.
– Вы выросли в Ноттингеме?
– Да.
– Позвольте заметить, что в вашей речи почти не слышен северный акцент.
– Моя мама была с юга.
– Ах, вот, значит, откуда эти мягкие гласные.
Она с непринужденным видом потягивает кофе, но мне не кажется, что ее вопрос был задан случайно.
Я снова поворачиваюсь к Раштону:
– Нельзя считать, что у преподобного Флетчера была расшатана психика, только на основании того, что он будто бы видел в часовне привидений. Я встречала священников, которые верят в привидения.
– Дело было не только в этом, – говорит Раштон. – Его все больше одолевала мания преследования. Это превратилось в навязчивую идею. Он считал, что кто-то пытается до него добраться. Что ему угрожают. Он утверждал, что «сожженных девочек» подбрасывали в часовню и прикалывали к двери его дома.
– Он обращался в полицию?
– Да. Но у него не было доказательств.
– У кого-нибудь были основания ему угрожать?
– Нет, – отвечает Клара. – Мэтью почти три года был здесь викарием. Его все любили.
– Но в последний год он потерял и мать, и отца, – говорит Раштон. – У одного из его близких друзей обнаружили рак. На него навалилось много личных проблем. Он подал в отставку вскоре после пожара в часовне. Думаю, он понял, что не справляется.
Я размышляю. В отличие от большинства других организаций церковь все еще избегает признавать случаи психических заболеваний. Нам не рекомендуется обсуждать эту тему. Возможно, в силу того, что большинство священников мужчины, это рассматривается как поражение.
Молитва – это полезный инструмент для концентрации мыслей. Но она отнюдь не является волшебным средством от всего на свете. Господь не психотерапевт и не психиатр. Мы в любом случае нуждаемся в поддержке других людей, и иногда эти люди должны быть профессионалами. Я часто задаюсь вопросом, что было бы, если бы мой муж обратился за помощью раньше? Могло бы все пойти по-другому?