– Она присматривала вчера за Поппи?
– Да, она очень хорошо умеет с ней обращаться. Но с Поппи бывает трудно. Бедняжка Роузи…
– Мне все еще не совсем понятно, как Поппи оказалась вся в крови.
Она улыбается одними губами.
– На бойне много крови.
Я понимаю. Но это не ответ на мой вопрос. Я бросаю взгляд в окно и вижу, что батут опустел. Кухонная дверь распахивается, и входит Поппи.
– Привет, милая, – говорит Эмма.
Поппи замечает на скамье у стола меня.
– Привет, Поппи. Ты меня помнишь? Мы виделись вчера.
Кивок.
– Как у тебя дела?
– Мне купят хомяка.
Мои брови взлетают вверх.
– Отлично.
– Это была идея Саймона, – говорит Эмма. – Но не забывай, Поппи, тебе придется за ним убирать. Мамочка этого делать не будет.
– И папочка тоже, – раздается у нас за спиной низкий звучный голос.
Я оборачиваюсь. В дверях стоит Саймон Харпер, одетый в потрепанный джемпер, покрытые пятнами джинсы и носки грубой вязки. Он входит в кухню, берет стакан и наполняет его водой из холодильника. Похоже, мое присутствие его не удивило, а впрочем, он, должно быть, уже заметил мою машину, припаркованную возле дома. Стикер на заднем стекле «Викарии делают это с благоговением» выдает меня с головой. Но это не я его наклеила, спешу уточнить. Как и большую часть всего остального, я унаследовала машину от кого-то из предшественников.
– Преподобная Брукс. Рад снова вас видеть.
Тон, которым он это произносит, говорит об обратном.
– Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я к вам заглянула. Я только хотела узнать, как дела у Поппи.
– С ней все в порядке. Верно, Поппи?
Поппи послушно кивает. Присутствие отца, похоже, снова переключило ее в режим молчания.
Он смотрит на Эмму:
– Тебе надо было позвать меня и сообщить, что у нас гостья.
– Прости, я думала, ты занят.
– Я мог бы выкроить время.
– Да, пожалуй, но я не думала…
– Вот именно – ты не думала.
Резкие слова повисают в воздухе. Я перевожу взгляд с одного супруга на другого, а затем спешу встать, прежде чем у меня вырвется что-то, чего человеку в моем положении говорить не следует.
– Эмма, спасибо за кофе. Было приятно познакомиться. И рада снова повидаться с тобой, Поппи.
– Я вас провожу, – говорит Саймон.
– В этом нет необходимости.
– Мне будет приятно это сделать.
Мы выходим в холл. Когда нас уже никто не может слышать, он произносит:
– Вам незачем было приезжать и шпионить за нами.
– Я этого не делала.
– Я знаю о вас, преподобная Брукс, – понизив голос, говорит он.
– Неужели? – Я напрягаюсь.
– Знаю, откуда вы.
Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид, но чувствую, что подмышки взмокли.
– Понятно.
– Уверен, что у вас самые лучшие намерения, но здесь вам не Ноттингем. Это не какая-то городская помойка, и мы тут детей не насилуем. Мы не такие, как те люди.
– Те люди?
– Вы знаете, что я имею в виду.
– Нет. – Я холодно смотрю на него. – Может, вы хотели бы уточнить?
Он хмурится.
– Вы лучше просто смотрите за своими овцами, а я позабочусь о своих, договорились?
Он открывает передо мной дверь, и я на негнущихся ногах выхожу наружу. Дверь с грохотом захлопывается у меня за спиной. Ну и мерзкий тип.
Я иду к машине, и полуденная жара тяжелым грузом давит мне на плечи. И тут я останавливаюсь. Две глубокие кривые царапины вспороли краску на пассажирской стороне автомобиля, образуя перевернутый христианский крест. Я смотрю на оккультный символ, чувствуя, как стынет пот у меня на спине. Уверена, что, когда утром выехала из дома, его там не было, хотя, если честно, я не проверяла. Озираюсь вокруг. Подъездная дорожка пуста. Но я чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Поднимаю глаза, щурясь на ярком солнце. Роузи стоит, высунувшись из окна одной из спален на втором этаже. Она улыбается и насмешливо качает пальцами в знак прощания.
Будь христианкой. Будь христианкой.
Я улыбаюсь в ответ. Затем показываю ей средний палец, сажусь в машину и трогаюсь с места, взметнув клубы пыли.
Глава 11
Мальчику, который корчится на земле, приблизительно столько же лет, сколько и ей. Он худой, одет в узкие джинсы, худи с черепом на спине и доки. Длинные, крашенные в черный цвет волосы упали ему на лицо.
– Я задала тебе вопрос.
– Слушай, прости, пожалуйста. Я просто иногда сюда прихожу и…
– И что?
– Я… люблю смотреть… и рисовать всякое.
– Всякое что?
– Ну всякое.
Он с трудом вытаскивает из заднего кармана джинсов потрепанный блокнот и дрожащей рукой протягивает ей. Фло берет блокнот и начинает листать. На рисунках, выполненных по большей части угольным карандашом, изображены могилы и церковь, но также встречаются черно-белые чудовища и странные призрачные фигуры.
– Рисуешь по-настоящему классно.
– Ты правда так думаешь?
– Да. – Она захлопывает блокнот и возвращает мальчику. – И все же не следовало использовать наш флигель в качестве туалета.
– Здесь теперь живешь ты?
– Моя мама новый викарий.
– Послушай, мне просто было очень нужно, ну ты понимаешь, а я не люблю… – он машет рукой в сторону могил. Его рука продолжает дрожать, она дергается все сильнее. – Мне кажется, нехорошо делать это там.
Фло разглядывает его еще несколько секунд. Похоже, он говорит искренне, и ей даже немного его жаль, особенно с учетом этих странных непроизвольных судорог. Она протягивает ему руку. Он принимает ее, и она рывком помогает ему подняться.
– Я Фло.
– Ригли.
Не успевает он это произнести, как все его тело сотрясает конвульсия.
– Это что, какая-то шутка?
– Н-нет, это моя фамилия. Лукас Ригли.
– А-а.
– Ну да. Злая ирония, верно? Как будто я помогаю своим собственным обидчикам. «Смотрите, вон идет корчащийся Ригли
[4]».
– Сочувствую.
– Хулиганы так предсказуемы. Вряд ли кто-то из них может похвастаться избытком воображения.