Средневековье в юбке - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мишаненкова cтр.№ 7

Еще один пример, с более счастливым финалом, — дело Франсуазы Бонвэн из Шерминьона в 1467 году. Она тоже была обвинена в колдовстве, причем практически случайно — на другом ведовском процессе обвиняемая под пыткой назвала ее в числе участниц шабаша.

Франсуаза была состоятельной добропорядочной вдовой около 35 лет, владелицей трактира, и к тому же ей хватило ума сразу же нанять опытного адвоката. И вот он в полной мере сумел сыграть на разнице между «честной женщиной» и «нечестной женщиной». Обвинение против Франсуазы строилось только на показаниях уже приговоренной «ведьмы», то есть однозначно «нечестной женщины». Поэтому адвокат собрал свидетельские показания соседей и знакомых своей подзащитной, которые поклялись в суде, что «в ее роду не было ни одного колдуна или ведьмы (т. е. против ее родственников не возбуждались подобные дела), что сама она имеет прекрасную репутацию», и таким образом доказал, что она «честная женщина» и ни с какой стороны не может быть заподозрена в колдовстве. И уж тем более ее слово, добропорядочной вдовы, намного весомее слова «ведьмы».

Итак, система вроде бы проста. Есть честные женщины — девицы, жены и вдовы, опекаемые мужчинами; есть монахини, опекаемые своим орденом и вообще лишенные сексуальной жизни; и есть проститутки — нечестные женщины, блудницы, грешницы, исключенные из системы общественных отношений. Однако была еще одна категория, которую в эту систему поместить нельзя, потому что она была в основном юридической, и в той или иной степени в нее могли входить как честные, так и нечестные женщины. Речь идет о женщинах, обозначаемых в документах как femme sole.

Но прежде чем рассказать о них подробнее, надо прояснить, что же представляла собой женская зависимость от мужчины в Средние века.

Довольно часто средневековая женщина выводится как фактическая рабыня мужчины, безгласная и бесправная, не человек, а вещь, которую можно купить и продать, можно убить или выкинуть на улицу без всяких последствий. Так ли это было на самом деле? Для наглядности в качестве примера вновь отрывок из комедии Шекспира — все-таки ему нет равных в точности характеристик и мастерстве несколькими словами обрисовать ситуацию.

Как это часто бывает, Шекспира и здесь не все понимают правильно. Взгляд цепляется за слово «имущество», и этого бывает достаточно, чтобы вызвать негодование и дальше уже не анализировать. Между тем Петруччо в этой речи ничего не говорит о том, что он имеет право своей жене, как своему имуществу, сделать что-то плохое. Речь идет о том, что он вправе защищать ее, как любое свое имущество, от посягательств со стороны. Теперь он несет за нее ответственность, он ее опекает, и любое посягательство на нее — это вызов именно ему. В данном случае он ловко это использует, чтобы пресечь возражения самой Катарины, но показательно, на какие собственные права он упирает.

Да, дело именно так и обстояло. Муж был хозяином жены, но не ее владельцем, она обязана была подчиняться ему, но не как вещь или рабыня. И хотя ее положение было подчиненным, прав и обязанностей у них обоих было фактически поровну.

Думаю, понятнее будет, если провести аналогию между положением средневековой женщины и положением современного ребенка. Точнее, не совсем современного — сейчас детей стало принято опекать как «растение мимоза в Ботаническом саду» (как писал когда-то Сергей Михалков об очень опекаемых детях), — а ребенка второй половины XX века.

Представьте себе обычные отношения отцов и детей. Ребенок обязан подчиняться родителям — те имеют право ограничивать его свободу, могут давать ему деньги или не давать, сами решают, что ему надевать, чем питаться, куда ходить, покупают ему тоже то, что сами считают нужным. Родители выбирают круг общения своего ребенка, принимают за него решение, чем ему заниматься — музыкой или футболом, решают, в какой вере его воспитывать. За проступки родители наказывают ребенка по своему разумению — кто-то ставит в угол, кто-то лишает сладкого, кто-то читает нотацию, кто-то не пускает в кино, а кто-то и порет ремнем.

В то же время родители несут за ребенка полную ответственность, содержат его, воспитывают, следят за его здоровьем, платят за него штрафы в случае какого-то нарушения общественного порядка. Если с ребенком что-то не так, именно родители подвергаются общественному осуждению, а в особых случаях могут быть лишены родительских прав и даже привлечены к административной или уголовной ответственности.

Ребенок может бунтовать или договариваться с родителями, он может убежать из дома (но его поймают и в большинстве случаев вернут родителям), он может добиваться своего просьбами, лаской, скандалами и прочим эмоциональным давлением. И тут, по сути, все зависит исключительно от личных качеств людей. Кому-то повезло с умными, добрыми и справедливыми родителями, а из кого-то «дурь» выбивают ремнем. И никакой закон не защитит ребенка, если родители из идейных соображений кормят его одной травой или, наоборот, перекармливают его до третьей стадии ожирения, и он к совершеннолетию получает целый букет заболеваний.

А теперь замените в этой системе ребенка на женщину, а родителей на мужчину (отца, а потом мужа), и вы примерно поймете, каким было юридическое положение средневековой женщины. Принципиальное отличие только одно — достигнув совершеннолетия, ребенок имеет право уйти в «свободное плавание», а у средневековых женщин такая возможность была далеко не всегда. В основном они могли полностью освободиться от зависимости только в трех случаях — овдовев, приняв обет безбрачия или официально разъехавшись.

Трудно поверить, но плюсы у такого положения для женщин были, причем немалые. Да, у них формально не было прав как-то участвовать в общественной и экономической жизни. Но, во-первых, они все равно участвовали, просто прикрываясь именем своих мужей, а во-вторых — они и ответственности никакой не несли. Им были положены все привилегии их отцов и мужей, в соответствии со статусом и должностью последних, но отрабатывали эти привилегии только мужчины.

Жена выпытывает у мужа его секреты, «Роман о Розе», манускрипт 1490–1500 гг., Франция.

«Когда король рассылает своим шерифам повестки о сборе армии, рисковать жизнью в бою должны мужчины, а не женщины, — пишет Мортимер. — Тем не менее высокопоставленные женщины пользуются всеми привилегиями, положенными “тем, кто сражается”. Они могут получать в наследство землю — даже если условием ее получения является военная служба. Кроме того, высокопоставленные женщины пользуются и всей полнотой власти своих мужей. Многие вдовы даже радуются, когда люди вспоминают их покойных супругов, — в конце концов, какая вдовствующая графиня хотела бы, чтобы все забыли, что когда-то она была замужем за графом?»