– Фыпьете со мной кружку пифа?
С этими словами он быстро повернулся к своему соседу по столу, и тот встретился с ним взглядом.
Его «выстрел» попал точно в цель. Американец, очевидно, понимал немецкий язык достаточно хорошо, чтобы бормотание немца несколько поразило его. На его лице появилось нервное выражение, и он очень внимательно посмотрел на Хармона. Однако парень был достаточно хитер, чтобы не показать, что он понял услышанное.
Фриц решил дать ему шанс выдать себя.
– Фы должны извинить меня, – сказал он, – но фы похожи, очень похожи на отного человека, немца, который прибыл сюда вместе со мной на парохоте.
– Вы ошибаетесь! – сказал подозреваемый полужестким тоном.
– Ах! Да-а-а, я знаю, что я ошибся, потому что человек, который приехал со мной, был немцем, но он фыглядит очень похожим на фас лицом, и хотел бы я найти этого человека!
Ловкий детектив сделал еще один «выстрел». Он как бы закинул якорь, и вновь попал точно в нужное место. За мгновение до этого его собеседник просто смотрел на происходящее, и у него была возможность отойти. Если бы он сделал это, он бы вспомнил лицо нашего героя, а тот был бы вынужден продолжить «игру в уклонение». Теперь сыщик был полностью уверен, что не зря подозревает этого человека.
Хармон проводил штурм в режиме такой тактики, которая, как говорится, оставляет человека ответственным за раскрытие своих тайн. Так что теперь все было наоборот. Странное, но соблазнительное замечание детектива заставило незнакомца перейти в наступление, а Фриц начал защищаться, что являлось преимуществом в этой острой игре словами.
Подозреваемый посмотрел прямо на детектива. Когда он заговорил, его манеры и тон были небрежными и безразличными, но он не мог скрыть тревожный блеск в глазах.
– Почему вы так хотите найти этого человека? – спросил он.
– Я не сказал фам, что я очень беспокоюсь. Но Джимини! Я очень фолнуюсь, потому что тумал, что заработаю кое-какие теньги.
Из рассказанного не следует, что определенный класс немцев выглядит глупо и что они вообще глупы. Наоборот, некоторые из этих недалеких на вид парней на самом деле обладают таким же острым глубоким умом и хитростью, как любой живой человек. Фриц, внешне притворяющийся бедным, скучным немцем, был вне подозрений, но преступник начал приходить к мысли, что ум его собеседника был острым, как стальная ловушка.
– Как бы вы могли заработать деньги, найдя этого человека, на которого я, как вы говорите, похож? – поинтересовался он.
– О, я знаю, как! – Хармон подмигнул сидящему рядом парню и покачал головой в той самодовольной все знающей манере, которая вообще очень свойственна немцам.
– Не хотите ли выпить со мной кружку пива? – предложил его собеседник.
– Нет, я полагаю, что фыпил уже достаточно пифа, и мне очень жаль, что я с фами заговорил. Я надеюсь, что я фас не обидел, я только тумал, фы фыглядите, как тот человек, который приплыл со мной на пароходе.
– Я не обиделся. Мне очень нравятся немцы и нравится их национальный напиток. У меня полно времени, так что не спешите уходить, выпейте за мой счет.
– О, тогда все хорошо. Я не спешу, я только потумал, что, может быть, фы больше любите быть один.
– Нет, мне нравится компания, поэтому давайте, выпейте кружку пива.
– Хорошо, я не против, если фы этого хотите.
Несколько порций пива быстро последовали одна за другой за счет незнакомца, который сказал нашему герою, что его зовут Уоттс. Детектив начал самым естественным образом изображать эффект от такого количества выпивки и, соответственно, сделался болтливым и доверчивым.
– Говорю тебе, мне нужно найти того парня с парохота! – проговорил он в очередной раз.
– Почему ты так хочешь его найти?
– Ну, я заработаю теньги.
– Как?
Фриц, казалось, позабыл всякую осторожность – он приблизил свои губы к уху Уоттса и ответил:
– Я знаю, что он фор, и тумал, что он еще и убийца!
Лицо его собутыльника стало совершенно ужасным, и Хармон мысленно посчитал счастливым обстоятельством, что этот человек был слишком пьян, чтобы заметить его волнение. Прошло несколько минут, прежде чем Уоттсу удалось достаточно хорошо взять под контроль свой голос, чтобы спросить:
– Какие у тебя основания для подозрений?
– О! Я гораздо умнее, чем я фыгляжу. Я уже был в Америке, до того, как приплыл в этот раз, и мои глаза фсегда при мне.
– Странную историю ты мне рассказываешь, мне очень интересно!
– О! Это хорошо, тогда я расскажу тебе кое-какие ужасные фещи, которые произошли на борту парохота.
– Что там произошло?
Уоттс, казалось, думал, что его немецкий собутыльник пьян и лишен всякой возможности быть бдительным или осторожным, а также что он совершенно свободен и открыт для вопросов.
– Когда корабль вышел из Бремена, на нем была тевушка, – сказал Фриц.
– И что, ее не было на корабле, когда он прибыл в Нью-Йорк?
– Она была на корабле, пока он не приблизился к берегу Сэнди Хук, а потом исчезла, как будто была фсего лишь призраком.
– Откуда ты знаешь, что она исчезла?
– Ну, может быть, я этого и не говорил.
– О, да, тебе не нужно бояться ничего мне говорить.
Хармон поднял глаза и, уставившись на Уоттса, воскликнул таким голосом, словно он внезапно пробудился от последствий воздействия пива и пришел в нормальное состояние:
– Боже милостивый! Я не фидел ничего похожего на это!
– На что?
– Если бы фы были немцем, я был бы уверен, что фы – тот мужчина, который смотрел на мисс Шарман все время, пока мы плыли на парохоте.
Судороги волнения прокатились по лицу Уоттса. Его глаза чуть ли не вылезли из глазниц, и вся его поза говорила о том, что он был совершенно перепуган. Но эта взволнованность длилась всего мгновение, и когда он взглянул на, как он думал, пьяного немецкого бюргера, сидящего напротив него, в глазах у него мелькнул огонек убийства. Хитрый детектив, казалось, не заметил его волнения, но на самом деле он в тот момент уже выиграл эту партию. Взгляд василиска был менее проницательным, чем замаскированный взгляд сыщика, выстреливавший из его глаз в ответ на каждый признак эмоций и нарастающего страха его собеседника.
– Кто эта мисс Шарман? – спросил Уоттс.
– Точь Германа Шармана, банкира из Франкфурта, который умер.
– Как ты познакомился с ней? – неосмотрительно выпалил Уоттс.
Фриц, казалось, не заметил многозначительности этих слов.
– О! Я знаю ее, но она не знает меня, – ответил он. – Я знал ее отца перед смертью.
– Ты говорил с ней на борту парохода?