Эрагон невольно закричал, забыв о кляпе во рту и надеясь отвлечь проклятую тварь, но раззак лишь быстро глянул в его сторону и тут же снова потянулся к лужице крови.
— Ну вот! — удовлетворенно воскликнула Анжела, расправившись с последним кристаллом.
И как только осколки аметиста рассыпались по полу, Солембум прыгнул на раззака, меняя в воздухе свое обличье. Мелькнуло тело хищного кота — уши прижаты, лапы подобраны, шерсть дыбом, — и он приземлился, уже в своем привычном виде, а раззак с отвратительным шипением замахнулся на него когтистой конечностью. Солембум присел, уходя от удара, и уже в следующее мгновение ударил раззака по шее своей мощной широкой лапой.
Шея мерзкой твари с хрустом переломилась. Солембум ударил еще раз, и раззак, пролетев через весь зал, бесформенной кучкой приземлился под стеной, несколько секунд еще подергивался, а потом затих.
Кот зашипел, прижимая к черепу здоровое ухо, затем вывернулся из набедренной повязки, которая теперь совершенно нелепо болталась у него где-то повыше задних лап, подошел ко второму яйцу, сел возле него и стал ждать.
— Что же ты с собой сделала? — ужаснулась Анжела, подбегая к Арье. Та устало подняла голову, но даже не попыталась ответить.
Тремя быстрыми взмахами своего бесцветного меча травница перерубила оставшиеся оковы с такой легкостью, словно закаленный металл был не прочнее обычной головки сыра.
Арья упала на колени и свернулась клубком, прижимая к животу искалеченную руку. Второй рукой она судорожно выдирала изо рта кляп.
Затем Анжела несколькими ударами меча освободила руки и ноги Эрагона, жжение у него в плечах сразу уменьшилось, и он наконец смог вытащить изо рта проклятую затычку.
— Мы думали, ты погибла, — хриплым голосом вымолвил он, еле ворочая языком.
— Им бы пришлось как следует постараться, чтобы меня прикончить. Сапожники, что с них возьмешь!
Арья, по-прежнему свернувшись на полу клубком, начала выпевать слова исцеляющего заклятия. Слова были нежные и звучали несколько напряженно, но она ни разу не ошиблась, не произнесла ни одного неверного звука.
Пока она трудилась над своей искалеченной рукой, Эрагон залечил порез у себя на ребрах, а также ссадины на кистях рук и, махнув рукой Солембуму, попросил:
— Подвинься-ка.
Кот-оборотень недовольно вильнул хвостом, но все же немного подвинулся. И Эрагон, подняв правую руку, воскликнул:
— Брисингр!
Столб синего пламени охватил второе яйцо. Зародыш внутри его пронзительно заверещал: это был жуткий, совершенно неземной звук, более похожий на звук рвущегося металла, чем на крик живого существа.
Прищурившись и прикрывая глаза ресницами от страшного жара, Эрагон с удовлетворением смотрел, как догорает яйцо. «И пусть это будет последний из них», — думал он. Когда скрежет внутри яйца прекратился, он загасил огонь, и наступившая после этого тишина показалась ему неожиданно оглушительной. Даже Арья перестала выпевать свое исцеляющее заклятие. На несколько мгновений все в зале замерло.
Первой зашевелилась Анжела. Она подошла к Солембуму и наклонилась над ним, что-то шепча на древнем языке, оглаживая кота, приводя в порядок его поврежденное ухо и залечивая прочие раны.
Эрагон опустился возле Арьи на колени и осторожно коснулся ее плеча. Она подняла на него глаза, слегка шевельнулась и, медленно распрямив согнутое тело, показала ему свою изувеченную руку. Кожа вплоть до второго сустава большого пальца на всей внешней стороне ладони была ярко-красной, блестящей, но мышцы под нею, похоже, уцелели.
— Почему ты не залечила ее до конца? — спросил Эрагон. — Если ты слишком устала, то могу я…
Она покачала головой:
— Я повредила некоторые нервы… и сейчас, похоже, мне самой Их не восстановить. Тут потребуется помощь Блёдхгарма, он куда искуснее меня умеет исцелять плоть.
— А сражаться ты можешь?
— Если буду осторожна.
Он благодарно стиснул ее плечо.
— То, что ты сделала…
— Я сделала только то, что было единственным логическим выходом из создавшейся ситуации.
— У большинства просто духу на такое не хватило бы… Я пытался, но у меня рука оказалась слишком велика. Видишь? — И он приложил свою руку к ее руке.
Она кивнула, потом вдруг схватила его руку и, опираясь на нее, медленно поднялась на ноги. Эрагон встал вместе с нею, постоянно ее поддерживая.
— Нам нужно отыскать наше оружие, — сказал он. — И мое кольцо, и мою перевязь, и ожерелье, которое подарили мне гномы…
Анжела нахмурилась.
— Какую еще перевязь? Она что, волшебная?
Поскольку Эрагон явно заколебался, не зная, стоит ли говорить травнице правду, Арья опередила его:
— Ты, возможно, не знаешь имени ее создателя, мудрая, но во время своих странствий ты наверняка слышала о знаменитой «перевязи двенадцати звезд».
Анжела, явно потрясенная словами Арьи, широко раскрыла глаза:
— Та самая?! Но я думала, что та перевязь пропала века четыре назад! Что она была уничтожена во время…
— Мы ее восстановили, — ровным тоном прервала ее Арья.
Эрагон видел, как сильно травнице хочется расспросить эльфийку, однако она сдержалась и сказала лишь:
— Ясно… Только нам нельзя терять время, обыскивая каждое помещение в этом кроличьем садке. Как только жрецы поймут, что вам удалось бежать, вся их стая ринется за нами в погоню.
Эрагон указал на послушника, по-прежнему лежавшего на полу без движения.
— А он не может сказать, куда жрецы унесли наши вещи?
Присев на корточки, Анжела приложила два пальца к яремной вене юноши, пытаясь нащупать пульс, потом пошлепала его по щекам и приподняла веки, осматривая зрачки.
Но послушник в себя не приходил, и это явно раздражало травницу.
— Минутку, — сказала она и закрыла глаза. Маленькая морщинка пересекла ее лоб. Какое-то время она была совершенно неподвижна, потом вдруг ринулась вперед с неожиданной прытью. — До чего же самовлюбленный маленький хлюпик! Ничего удивительного, что родители отдали его на воспитание этим жрецам. Странно, что сами-то жрецы так долго его терпят!
— Он что-нибудь полезное знает? — спросил Эрагон.
— Только путь на поверхность. — И Анжела указала на дверцу слева от алтаря — ту самую, через которую приходили и уходили жрецы и их помощники. — Просто удивительно, что он пытался освободить тебя. Я подозреваю, что он впервые в жизни что-то сделал по собственному почину.
— Мы должны взять его с собой. — Эрагону страшно не хотелось этого говорить, но его заставило чувство долга. — Я обещал, что мы его возьмем с собой, если он нам поможет.
— Он же пытался убить тебя!