Она никогда прежде не видела Гальбаторикса, лишь слышала описания его внешности и изучала рисунки, но воздействие на нее речей этого человека оказалось столь мощным и столь… отравляющим, что у нее не было сомнений: перед ней действительно правитель Империи.
В его манере произносить слова и ставить ударения чувствовалось влияние какого-то другого языка, словно тот, на котором он сейчас говорил, вовсе не был для него родным. Разница была не слишком заметной, но Насуада не могла не обратить на нее внимание и решила, что это, возможно, происходит из-за того, что язык сильно изменился с тех пор, как Гальбаторикс появился на свет. Скорее всего, это было действительно так, поскольку его манера говорить напомнила ей… Нет, нет! Ни о чем она ей не напомнила!
Гальбаторикс наклонился вперед, и она почувствовала, как его взгляд проникает ей, казалось, в самое нутро.
— А ты моложе, чем я ожидал. Мне, конечно, было известно, что ты совсем недавно стала взрослой, но на вид ты еще совсем ребенок. Впрочем, мне многие кажутся детьми, безрассудно храбрыми детьми, которые весело прыгают, прихорашиваются, гордятся собой и понятия не имеют, что для них лучше; детьми, которые нуждаются в водительстве тех, кто старше и мудрее.
— Таких, как ты? — насмешливо и дерзко спросила Насуада. И услышала, как он добродушно рассмеялся.
— А ты бы предпочла, чтобы нами правили эльфы? Я — единственный представитель нашей расы, который способен держать их в узде. По их представлениям даже наши старейшие седобородые мудрецы ничем не отличаются от неопытных юнцов и совершенно не пригодны для того, чтобы нести ответственность за все человеческое общество в целом.
— По их представлениям и ты тоже был бы для этого непригоден. — Насуада и сама не знала, откуда у нее столько смелости и дерзости, но чувствовала себя сильной и исполненной презрения. Накажет ли он ее за эту дерзость, или не накажет, она твердо решила говорить то, что думает.
— Ах, я богат не только прожитыми годами, но и памятью о сотнях иных жизней, о любви и ненависти, о победах и поражениях, о полученных в битвах уроках, о бесчисленных ошибках — все это сохранилось в моей душе, и память постоянно нашептывает мне на ухо мудрые советы. В моей памяти хранятся тысячелетия, девочка. В истории Алагейзии не было другого такого, как я, даже среди эльфов.
— Как же это возможно? — прошептала она.
Гальбаторикс слегка шевельнулся в своем кресле.
— Не лукавь со мной, Насуада, и не вздумай притворяться. Я знаю, что Глаэдр отдал свое сердце сердец Эрагону и Сапфире и в настоящую минуту он сейчас там, среди варденов. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она с трудом подавила дрожь ужаса. То, что Гальбаторикс сам заговорил с нею о столь сокровенной тайне, что он, хоть и не в прямую, спокойно упомянул об источнике собственного могущества, уничтожило всякую надежду, еще теплившуюся в ее душе. Нет, он, разумеется, ни за что ее не отпустит!
И она краем глаза увидела, как он рукой с зажатой в ней латной перчаткой широким жестом обвел комнату и сказал:
— Прежде чем мы продолжим нашу беседу, я бы хотел кое-что рассказать тебе об истории этого места. Когда эльфы впервые появились здесь, они обнаружили некую щель или трещину, уходившую глубоко под те скалы, что высятся над равнинами, создавая некий естественный эскарп. Эти естественные укрепления весьма пригодились им для защиты от драконов, с которыми они тогда враждовали, а вот щель заинтересовала их по иной причине. Со временем они ее весьма оценили, случайно обнаружив, что пары, поднимавшиеся из нее, дают возможность тем, кто уснет где-нибудь неподалеку, хотя бы мельком, хотя бы не слишком ясно увидеть собственное будущее. И эльфы более двух с половиной тысяч лет назад построили прямо над той трещиной некое помещение, где в течение нескольких столетий — и даже после того, как эльфы покинули Илирию, — жила некая женщина-оракул. Обычно эта ясновидящая сидела точно на том же месте, где сейчас лежишь ты, и целые дни проводила в мире грез и видений о том, что было и что могло бы быть.
Со временем испарения, правда, несколько утратили свою силу, и ясновидящая вместе со своими помощниками покинула это место. Кто она была такая и куда потом направилась, никто не может сказать наверняка. Она не имела иного имени, кроме данного ей титула Ясновидящей, и некоторые легенды привели меня к тому, что она, по всей вероятности, не была ни эльфом, ни гномом. Скорее всего, это была представительница какой-то совсем иной расы, нам неизвестной. И пока она жила здесь, этот зал стали называть, как ты и сама, наверное, догадываешься, залом Ясновидящей. Так он называется и теперь — только теперь ясновидящей станешь ты, Насуада, дочь Аджихада.
Здесь говорят правду… и слушают правду, — продолжал Гальбаторикс. — Я не потерплю в этих стенах никакой лжи, никакого, даже самого безобидного притворства. Каждый, кого по моему приказанию укладывают на эту каменную плиту, становится предсказателем, очередным предсказателем в долгой череде здешних оракулов; и хотя многим казалось, что им слишком трудно играть эту роль, никто из них все же от нее не отказался. Не сомневаюсь, что и с тобой будет то же самое.
Ножки кресла скрипнули по каменному полу, и Насуада почувствовала у своего уха теплое дыхание Гальбаторикса.
— Я знаю, для тебя это будет весьма болезненное испытание, Насуада. — Теперь он говорил вкрадчивым шепотом. — Возможно, тебе придется перенести невероятные муки. Придется переделать себя, заставить свою гордость смириться. Но ты подчинишься мне. Я лучше многих понимаю, что нет на свете ничего труднее, чем изменить себе, переделать собственное «я», ведь я проделывал это далеко не единожды. Но не бойся: я буду рядом, я буду держать тебя за руку, я помогу тебе преодолеть все эти, столь мучительные, изменения. Тебе не придется совершать это странствие в одиночку. И ты можешь утешать себя твердой уверенностью в том, что я никогда тебе не солгу. Никто из нас не солжет друг другу — во всяком случае, в стенах этой комнаты такое совершенно невозможно. Ты, разумеется, имеешь полное право во мне сомневаться, но со временем сама придешь к пониманию того, что мне можно верить. Я считаю это место священным и скорее дам отсечь себе руку, чем захочу осквернить ту благородную идею, которая здесь воплощена. Ты можешь спрашивать все, что хочешь, п я обещаю тебе, Насуада, дочь Аджихада: ты на все получишь правдивый ответ. Как правитель этих земель, я клянусь тебе в этом.
Насуада стиснула зубы, пытаясь решить, что же сказать в ответ. Наконец сквозь стиснутые зубы она гневно прошипела:
— Я никогда не скажу тебе того, что ты хочешь знать!
Мощный, но какой-то замедленный хохот был ей ответом.
— Ты не поняла. Я не для того велел доставить тебя сюда, чтобы извлечь из тебя какие-то сведения. Да ты и не смогла бы сказать мне ничего такого, что уже не было бы мне известно. Я знаю все: численность и расположение ваших войск; количество имеющихся у вас съестных припасов; размещение ваших продовольственных обозов; то, как именно вы планируете осадить эту цитадель; обязанности Эрагона и Сапфиры, их привычки и возможности. Мне известно даже о копье Даутхдаэрт, которое вы получили в свое распоряжение в Белатоне; даже о возможностях той девочки-ведьмы по имени Эльва, которую ты с недавних пор держишь при себе. Мало того — мне известны и куда менее значительные подробности. Может, тебе назвать цифры или конкретные факты? Нет? Ну что ж. Уверяю тебя, мои шпионы куда более многочисленны и занимают куда более важное положение в ваших рядах, чем ты можешь себе представить. Кроме того, у меня есть и иные способы, которыми я пользуюсь в случае необходимости. Так что, Насуада, у тебя нет и не может быть от меня никаких тайн. Ни одной. А потому с твоей стороны совершенно бессмысленно обещать мне, что ты и впредь будешь держать язык за зубами.