Безумный Пьеро - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Харитонов cтр.№ 44

Голова обломинго из-за остатков понижающего поля и в самом деле не гнила — а только медленно высыхала. Это и позволяло таскать её с собой, не прибегая ко всяким искусственным мерам, то есть к использованию артефактов Зоны "Е412", "Е211", "Е250" и "формалин".

И наконец: почему Буратина так и не понял, что хорошо знакомая ему Мальвина и предмет страданий Пьеро — одно и то же лицо?

Все умные существа похожи друг на друга. Каждый дурак глуп по-своему.

Причина в том, что ум всегда одинаков и равен самому себе. Глупость же есть недостаток ума, а недостатков у любого предмета или явления может быть множество.

Буратина страдал несколькими умственными изъянами, но главным, коренным дефектом его была слабость ассоциативки. Это приводило к неспособности связать одно с другим. Что, в свою очередь, не позволяло строить длинные мыслительные цепочки. А иногда и короткие.

Несмотря на близкое знакомство с Мальвиной и длительные размышления о ней бамбуку так и не пришло в голову, что пьеровская возлюбленная и ебанутая садистка могут иметь между собой что-то общее. Ему это и в голову не пришло. Хотя стенания Пьеро о своей пропавшей возлюбленной он слышал. И даже помнил. Просто не сопоставил.

А вот Пьеро дураком не был. Он был мудила, а это нечто принципиально иное. Дурак — это человек, технически не способный думать о чём-то сложном, то есть — маленький куцый умишко. У мудилы может быть ум большой, но неправильно устроенный. Типичный вариант — смешение в голове важного и неважного. Мудила способен проебать серьёзное дело из-за (а то и ради) какой-нибудь мелочи. Или ввязаться в нечто скверное просто по приколу. Но мудак может быть и безвредным (для окружающих). Например, чудик, занимающийся какой-то ненужной — даже ему самому — хренью. Тут, правда, возникает вопрос, точно ли эта хрень такая ненужная, и не мудилы ль те, кто её недооценивает… Впрочем, это тема сложная, неоднозначная. Заметим только, что у Пьеро с ассоциациями всё было прекрасно: в конце концов, он был поэт. И к тому же телепат — с той же поправкой, так как мудак способен неправильно понять даже свои мысли, не говоря уже о чужих. Но сейчас случае он прочёл мысли Буратины правильно.

ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ. Нас тут спрашивают: а куда и зачем летел аннулипалп? Мы долго колебались, прежде чем решили открыть читателям эту тайну. Но всё-таки отвечаем: по делам.

PS. Некоторые особенно настырные читатели на этом не успокаиваются и спрашивают, а что это были за дела. Отвечаем и на это: дела достаточно важные, чтобы посылать аннулипалпа.

ОПЫТЫ ПОЭТИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ

— Может, всё-таки в картишки перекинемся? — уже ни на что особенно не надеясь, предложил осёл. — Устал я что-то.

Пьеро молча и сильно огрел осла по заднице хворостиной. Тот резко дёрнулся. Вместе с ним дёрнулся привязанный к ослу Буратина.

— Яюшки! — возмутился деревяшкин. — Не дрова везёшь!

Осёл смолчал, хотя подумал, что везёт как раз-таки дрова. Поскольку бамбук был ни на что не годен, разве что на растопку. Да и то — если его хорошенько высушить.

У Буратины было совершенно иное мнение по тому же вопросу. Он знал про себя, что рождён для счастья, как птица для полёта. Но вступать в дискуссии по этому поводу не спешил, понимая всю непрочность своего положения.

— Послушай, — заговорил Пьеро, — а как ты думаешь, Мальвина мне обрадуется?

— А я почём знаю, — совершенно искренне ответил Буратина. Тот же самый ответ на тот же самый вопрос он уже успел озвучить семнадцать раз.

— Ну допустим, — бредущий пешком Пьеро как следует размахнулся хворостиной и сшиб почерневшую головку одуванчика. — А если вдруг она мне не обрадуется?

— А я почём знаю, — буркнул Буратина. На этот вопрос он отвечал аналогичным образом уже двадцать три раза.

— Но если она мне не обрадуется, — продолжал Пьеро, — означает ли это, что я жил напрасно? Право, даже не знаю, куда мне деваться? И тогда мне не лучше ли с жизнью расстаться? О, рифма! Это надо развить…

— Рифма глагольная, — тут же сказал Буратина. Разумеется, он понятия не имел, что такое глагол. Просто он заметил, что Пьеро при чтении стихов (а делал он это часто) время от времени в ужасе вскрикивает "глагольная рифма!" и после этого замолкает минуты на три. Теперь он решил попробовать заткнуть его самостоятельно.

Пьеро и в самом деле замолчал, засопел. Потом сказал печально:

— Действительно глагольная. Надо же! Дурак деревянный — а услышал!.. В таком случае прочту тебе начало стихотворения, посвящённого морально-нравственной проблематике. Я его как раз обдумываю.

Буратина зашипел сквозь зубы. За эти сутки он успел крепко невзлюбить поэзию. Однако он всецело зависел от Пьеро, так что приходилось терпеть.

— Итак. Стихи. Названия пока не придумал. Мир без пьянства и свинства невозможен ваще! Потому что единство, что в природе вещей, нас ведёт к освиненью и позорной хуйне! А к пути и спасенью — конечно же, не!

Удивительно, но Буратине эти стихи понравились — возможно, потому, что совпадали с его собственными мыслями на эту тему. Он посмотрел на Пьеро заинтересованно. Тот почувствовал внимание аудитории и приободрился.

— Что ж ведёт нас ко благу? — продолжил он пафосно и бурно. — И к чему нам оно? Лучше пенную брагу изводить на говно!

— Врёшь! От браги только ссаки бывают! — возмутился бамбук, знающий эту сторону жизни не понаслышке.

— Скобейда тупая, — раздражённо сказал поэт, — это ж метафора! "Изводить на говно" — устойчивый фразеологизм, обозначающий недолжное использование чего-то ценного и превращение его в нечто противоположное всякой ценности…

— Тогда "переводить", а не "изводить" — резонно возразил Буратина.

Пьеро вдруг замолк, задумался. Молчал он минуты три.

— И в самом деле, — признал он наконец. — Правильно — именно "переводить", что указывает на превращение. "Изводить" — это совершенно другое, это скорее "систематически обижать". Но "переводить" не лезет в размер. Под айсом я бы моментально решил эту мелкую проблемку. Но на чистяках оно нереально. Мой талант лишился крыльев.

— Давайте тогда в картишки сыграем! — предложил осёл. — Ну партеечку!

— Хуй те в руль, сруль! — Пьеро поднял было хворостину, но передумал. — Сруль… Мруль… Что-то в этом есть… Допустим, мразь — хуязь, тогда, скажем, объебос… Объебос — стос! — он защёлкал пальцами. — Стос — курьёз… кросс… артроз… навоз… вброс… альбатрос… пёс… а, кстати, пёс! Свежо! Значит так наверное — что ж ты, ласковый, кроткий, ёбаный стос… размер опять не тот… неёбаный стос… недоёбанный… о! Ненаёбаный! Это новое слово в моём творчестве! Что ж ты, ласковый, кроткий, ненаёбаный стос после пива и водки обоссался как пёс? Хотя ещё лучше было бы — "недонаёбанный". Как изысканно! И опять не лезет в строфу, да что же это такое…