Сладость на корочке пирога - читать онлайн книгу. Автор: Алан Брэдли cтр.№ 76

Черт бы побрал этого человека! Я больше не могла водить его за нос. Придется сознаться в походах в «Тринадцать селезней».

— Давайте заключим сделку, — предложила я.

Инспектор Хьюитт захохотал.

— Иногда, мисс де Люс, — объявил он, — вы заслуживаете медаль. И иногда вы заслуживаете того, чтобы вас заперли в комнате на хлебе и воде.

— А сейчас какой случай? — поинтересовалась я.

Уфф! Осторожно, Флейв.

Он взмахнул пальцами в мою сторону.

— Я слушаю, — сказал он.

— Ну, я подумала, — заговорила я, — что жизнь отца не была особенно приятной в последние дни. Сначала вы приехали в Букшоу и, не успели мы понять, что происходит, обвинили его в убийстве.

— Тише, тише, — сказал инспектор. — Мы уже проходили это. Его обвинили в убийстве, потому что он сознался.

Сознался? Вот это новость!

— И не успел он сделать это, как появляется Флавия. Я получил больше признаний, чем Лурдская богоматерь в субботнюю ночь.

— Я просто хотела его, — сказала я. — В тот момент я думала, что он виноват.

— А кого он пытался защитить? — спросил инспектор Хьюитт, внимательно на меня глядя.

Ответ, конечно, был: Доггер. Вот что имел в виду отец, когда сказал: «Я боялся этого», когда я рассказала ему о том, что Доггер тоже слышал сцену в кабинете с Горацием Бонепенни.

Отец подумал, что Доггер убил его, это очевидно. Но почему? Доггер совершил это из преданности или во время одного из своих приступов?

Нет, лучше не впутывать Доггера в это дело. Это самое меньшее, что я могу сделать для него.

— Наверное, меня, — соврала я. — Отец подумал, что я убила Бонепенни. В конце концов, разве не меня обнаружили, так сказать, на месте преступления? Он пытался защитить меня.

— Ты на самом деле веришь в это? — поинтересовался инспектор.

— Мне было бы приятно так думать, — ответила я.

— Уверен, что так оно и было, — согласился инспектор. — Совершенно уверен. Теперь вернемся к марке. Я не забыл о ней, не надейся.

— Ну, как я и говорила, я хотела бы сделать что-то для отца, что-то такое, что сделает его счастливым, хотя бы на несколько часов. Я бы хотела отдать ему «Ольстерского Мстителя», хотя бы на один-два дня. Позвольте мне сделать это, и я расскажу вам все, что знаю. Обещаю.

Инспектор прошелся к книжным полкам, снял переплетенный том «Заседаний химического общества» за 1907 год и сдул облако пыли с обложки. Он небрежно пролистал несколько страниц, как будто в поисках, что сказать.

— Ты знаешь, — начал он, — моя жена, Антигона, больше всего ненавидит делать покупки. Она однажды сказала мне, что предпочла бы пойти к стоматологу, чем потратить полчаса на покупку ноги барашка. Но ей приходится идти в магазин, нравится ей или нет. Это ее участь, говорит она. Чтобы смягчить печаль, она иногда покупает маленькую желтую брошюрку под названием «Вы и ваши звезды». Должен признать, что до сих пор я фыркал, когда она мне зачитывала за завтраком отрывки оттуда, но этим утром мой гороскоп сказал — я цитирую: «Ваше терпение будет испытано в высшей степени». Ты меня понимаешь, Флавия?

— Пожалуйста! — взмолилась я.

— Двадцать четыре часа, — отрезал он. — И ни минутой больше.

И внезапно из меня хлынул словесный поток, я выложила все о мертвом бекасе, вполне невинном (хотя несъедобном) торте мисс Мюллет, обыске номера Бонепенни, обнаружении марок, визитах к мисс Маунтджой и доктору Киссингу, столкновениях с Пембертоном в Причуде и возле церкви и моем плене в ремонтном гараже.

Единственным, о чем я умолчала, был эпизод с отравлением помады Фели экстрактом ивы. Зачем смущать инспектора несущественными деталями?

Пока я говорила, он время от времени делал записи в маленьком черном блокноте, страницы которого, как я заметила, были заполнены стрелками и загадочными знаками, которые могли быть вдохновлены алхимическими формулами Средних веков.

— Я тоже тут есть? — спросила я, указывая на блокнот.

— Да, — ответил он.

— Можно посмотреть? Только один взгляд?

Инспектор Хьюитт захлопнул блокнот.

— Нет, — возразил он, — это конфиденциальный полицейский документ.

— Вы полностью пишете мое имя или я упомянута каким-нибудь символом?

— У тебя есть свое собственное обозначение, — ответил он, засовывая блокнот в карман. — Ладно, мне пора идти.

Он протянул руку и крепко сжал мою ладонь.

— До свидания, Флавия, — сказал он. — Это был… особенный опыт.

Он подошел к двери и открыл ее.

— Инспектор…

Он остановился и обернулся.

— Какое оно? Мое обозначение, имею в виду?

— Это «Я», — ответил он, — большая буква «Я». [64]

— «Я»? — удивилась я. — Что она обозначает?

— А, — сказал он, — это лучше оставить на волю воображения.

Даффи сидела в гостиной, растянувшись на ковре и читая «Узника Зенды». [65]

— Ты замечаешь, что у тебя шевелятся губы, когда ты читаешь? — поинтересовалась я.

Она проигнорировала меня. Я решила рискнуть жизнью.

— К вопросу о губах, — сказала я, — где Фели?

— У доктора, — ответила она. — У нее какая-то аллергия.

Ага! Мой эксперимент увенчался блистательным успехом! Никто не узнает. Как только у меня будет время, я запишу в дневник:

«Вторник, 6 июня 1950 г., 13:12. Успех! Результат — как и ожидалось. Справедливость восторжествовала».

Я тихо фыркнула. Даффи, должно быть, услышала, потому что она перевернулась и скрестила ноги.

— Не подумай даже на секунду, что тебе удастся выйти сухой из воды, — спокойно заявила она.

— Хмм? — протянула я. Изображать невинное удивление — это моя специальность.

— Что за ведьминское зелье ты подмешала ей в помаду?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказала я.

— Посмотри на себя в зеркальце, — предложила Даффи. — Только смотри не разбей.

Я повернулась и медленно подошла к полке над камином, где висел мутный пережиток эпохи Регентства и тускло отражал комнату.

Я придвинулась ближе, рассматривая свое отражение. Сначала я ничего такого не заметила — привычный образ прекрасной меня: фиалковые глаза, бледная кожа, но, присмотревшись, в искаженной амальгаме я разглядела детали.