24
Эван домчался до дома первым. Он бежал так быстро, что легкие, казалось, готовы были взорваться.
– Что ты будешь делать? – крикнула Энди, дыша ему в затылок.
– Не знаю,– ответил Эван. Он рванул наружную дверь и влетел в дом.
– Тетя Кэтрин! – закричал он, врываясь в гостиную.
Огромный шар заполонил середину маленькой комнаты. Очертания близнецов Беймеров проступали на его боковой поверхности, когда он подскакивал и дрожал, расползаясь по ковру и оставляя липкие следы на своем пути.
Только через несколько секунд Эван разглядел за ним свою тетю. Прыгучая масса «Чудовищной кровищи» загнала ее к камину.
– Тетя Кэтрин, беги! – крикнул Эван.
Но он прекрасно видел, что бежать ей некуда.
– Уходите отсюда, дети! – крикнула Кэтрин высоким, дрожащим голосом, который сделался вдруг очень дряхлым.
– Ну, тетя Кэтрин…
– Уходите, кому говорю! – настаивала старуха. Ее черные волосы растрепались, а глаза, эти голубые, пронзительные глаза, вперились в зеленый шар, словно таким образом она хотела заставить его исчезнуть.
Эван повернулся к Энди, не зная, что делать.
Энди вцепилась руками в волосы и широко раскрытыми глазами смотрела с нарастающим ужасом, как клокочущий зеленый шар неумолимо приближается к тете Эвана.
– Уходите! – отчаянно повторила Кэтрин.– Спасайте свои жизни! Это я сотворила! И теперь должна ответить за это жизнью!
Эван ахнул.
Неужели он верно расслышал?
Что его тетя только что сказала?
Ее слова повторялись у него в голове, такие отчетливые, такие ясные… и такие пугающие.
«Это я сотворила. И теперь должна ответить за это жизнью».
25
– Нет!
Застыв в ужасе, пока отвратительный шар «Чудовищной кровищи» напирал на его тетю, Эван почувствовал, что комната уходит у него из-под ног и начинает кружиться. Он вцепился в спинку тетиного кресла, а разум наводнили знакомые образы…
Он вспомнил странную кость, которую Кэтрин постоянно носила на шее.
Таинственные книги, выстроившиеся вдоль стен его спальни.
Сарабет, черную кошку с мерцающими желтыми глазами.
Черную шаль, в которую Кэтрин всегда куталась по вечерам.
«Это я сотворила. И теперь должна ответить за это жизнью».
Все это явственно предстало перед Эваном, и он начал многое понимать.
Ему вспомнился день, когда они с Энди принесли банку с «Чудовищной кровищей» из магазина игрушек. Кэтрин тогда потребовала показать ее.
Разглядывала ее.
Ощупывала.
Он вспомнил, как она поворачивала банку в руках, тщательно изучая. Беззвучно шевелила губами, читая этикетку.
Что она делала? Что говорила?
В голове у Эвана промелькнула догадка.
Быть может, она накладывала на банку заклятие?
Заклятие, чтобы заставить «Чудовищную кровищу» расти? Заклятие, чтобы запугать Эвана?
Но зачем? Ведь она даже толком не знала его.
Зачем она хотела его запугать? Чтобы… сжить со свету?
«Будь осторожен,– сказала она ему после того, как вернула банку.– Будь осторожен».
Это было серьезное предупреждение.
Предупреждение насчет колдовства.
– Это ты сделала! – закричал Эван не своим голосом. Слова буквально вырвались у него. Он не мог сдерживать их.– Ты это сделала! Ты заколдовала! – кричал он, обвиняюще указывая на тетку.
Внезапно он увидел, как ее голубые глаза заблестели… словно она все-таки умела читать по губам. А потом наполнились слезами, которые хлынули по бледным ее щекам.
– Нет! – закричала она.– Нет!
– Ты что-то сделала с банкой! Ты это сделала, тетя Кэтрин!
– Нет! – снова крикнула она, заглушая мерзкое урчание и хлюпанье зеленой громады, скрывавшей ее из виду.
– Нет! – выкрикнула Кэтрин, вжимаясь спиной в каминную полку.– Я этого не делала! Это она!
И дрожащим пальцем показала на Энди.
26
Энди?
Неужели тетя Кэтрин обвиняет Энди?
Эван обернулся, готовый дать ей отпор.
Но Энди обернулась тоже.
И тогда Эван понял, что тетка указывает вовсе не на Энди. Она указывала мимо Энди… на Сарабет.
Стоявшая в дверях гостиной черная кошка зашипела и выгнула спину, сверкая желтыми глазами на Кэтрин.
– Это она сделала! Это все она! – твердила Кэтрин, лихорадочно тыча пальцем в нее.
Огромный зеленый сгусток «Чудовищной кровищи» отпрянул назад, как будто слова Кэтрин ожгли его. Тени заколыхались внутри, когда шар задрожал, отражая свет, льющийся из окна гостиной.
Эван посмотрел на кошку, потом перевел взгляд на Энди. Она пожала плечами, на ее лице застыли ужас и смятение.
Тетя Кэтрин сумасшедшая, горестно подумал Эван.
Она совершенно рехнулась.
Она не соображает, что говорит.
Ее слова напрочь лишены смысла.
– Это все она! – твердила Кэтрин.
Кошка снова зашипела в ответ.
Шар подскочил на месте, удерживая неподвижных Беймеров внутри.
– Ой, смотри! – вскрикнул Эван, когда кошка вдруг поднялась на задние лапы.
Энди ахнула и стиснула руку Эвана. Ее ладонь была холодна, как лед.
Продолжая шипеть, кошка росла, словно тень на стене. Она раскинула когтистые лапы. Ее глаза закрылись, и она слилась с темнотой.
Все замерли.
Единственными звуками, которые слышал Эван, были бульканье зеленой слизи да стук собственного сердца.
Все взгляды были устремлены на кошку, которая росла, вытягиваясь и увеличиваясь в размерах. И вместе с ростом менялись ее черты.
Она становилась человеком.
С сумеречными очертаниями рук и ног в зловещей темноте.
А потом этот сумеречный силуэт вышел из темноты.
И теперь Сарабет была молодой женщиной с огненно-рыжими волосами, бледной кожей и желтыми глазами, теми самыми желтыми кошачьими глазами, что преследовали Эвана со дня приезда. Одета она была в кружевное черное платье до щиколоток.
Она стояла, преграждая выход и обвиняюще глядя на Кэтрин.
– Ну что, убедились? Это все она,– произнесла Кэтрин уже совершенно спокойно. И следующие ее слова были обращены лишь к Сарабет: – Твое заклятье надо мною разрушено. Я больше не буду тебе служить.