Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Александр Полещук cтр.№ 83

Советский полномочный представитель в Германии Л. М. Хинчук сообщил 22 декабря 1933 года в Наркомат иностранных дел: «В здешних американских кругах подтверждают сообщение Рейтер о намерении нацистов убить Димитрова якобы при попытке к бегству при высылке его из Германии по дороге к границе». О вероятности такого исхода писал также бывший американский посол в Германии Уильям Додд в мемуарах, изданных в СССР в 1961 году.

Январские дневниковые записи Димитрова скудны, но, как прежде, постоянны: свидания, газеты, безответные письма полицейским чинам. Среди этого однообразия выделяется короткая строчка: «Люббе казнён…» Случилось это 10 января. Несчастному голландцу отрубили голову. О судьбе Торглера в дневнике ничего нет ^[60].

Видимо, в одном из январских писем Димитров объявил Анни Крюгер о прекращении отношений с ней. Ответное письмо с упрёками в предательстве нашло его уже в Берлине ^[61].

Переезд состоялся 2 февраля. Димитров записал:

«— В открытом автомобиле (один капитан и шесть вахмистров) в шубах — из Лейпцига в Берлин (9¼ — 3½).

— В полицейской тюрьме политической полиции (напротив прусского ландтага). Снова в одиночке! До каких пор? Вероятно, скоро экстернирование…»

Но неопределённость ситуации сохранялась, подогревая тревогу: «Ни слова о том, что дальше собираются делать с нами!»

Димитрову разрешили дать интервью корреспонденту датской газеты «Берлингске тиденде» барону Шафалитски в присутствии нескольких полицейских чиновников. Лояльный к германскому режиму титулованный журналист предварительно согласовал с советником уголовной полиции Геллером десять вопросов, которые он собирался задать. Однако Димитров, как сообщил Дильсу в докладной записке Геллер, «не ожидая отдельных вопросов, высказывался по своему обыкновению импульсивно, но в рамках допустимого». Когда барон удалился, Димитров пригрозил Геллеру через известное время объявить голодовку, если не будет прекращено его «моральное истязание».

Шли дни, но в судьбе болгар ничего не менялось, за исключением того, что им разрешили проводить днём некоторое время вместе. Рабочая запись полицейского чиновника Рабена от 20 февраля свидетельствует, что Димитров продолжал работать: «Лампа — более сильная (лампа над столом)… Библиотека. Стенограммы болгарского парламента».

А неутомимый Рудольф Дильс продолжал изыскивать способы удержания болгар в Германии. Он понимал, что если даже удастся добиться от Советского правительства обещания не использовать «случай Димитрова» в антинацистской пропаганде, это будет не более чем бумажка. Сообщения газет о задержании в СССР германских подданных по обвинению в экономическом шпионаже подсказали Дильсу новый ход: устроить межгосударственный обмен. «Если моё предложение будет одобрено, — написал он Герингу, — переговоры будут продолжаться, вероятно, недели и даже месяцы».

На самом деле ход событий резко ускорился, и развязка оказалась совсем иной. Во время очередного свидания 16 февраля мать и сестра сообщили Димитрову, что он, Попов и Танев получили советское гражданство. В тот же день Дильс доложил Герингу свой план обмена трёх болгар на «лиц, которые находятся в тюрьме в России и за которых германское правительство несёт ответственность».

Семнадцатого февраля британская «Дейли мейл» опубликовала интервью с Адольфом Гитлером. На вопрос корреспондента, будут ли освобождены трое болгар, рейхсканцлер уверенно ответил: «Суд сказал своё слово, и приговор будет исполнен. Эти люди будут освобождены и выдворены из пределов Германии». Узнав об этом из немецкой печати, Димитров поспешил обрадовать своих товарищей, но радость оказалась преждевременной. Явился Дильс с неожиданным известием: «Вы будете освобождены, но когда — зависит от меня. Может, через шесть недель».

Тем временем дипломатическое давление на германское внешнеполитическое ведомство продолжалось. Советское полпредство направило вербальную ноту германскому правительству. Секретарь полпредства Гиршфельд ежедневно наносил беспокоящие визиты то в Министерство иностранных дел, то в Управление гестапо. У советника МИД Типпельс-кирха он спросил, не видит ли тот противоречия между заявлением Гитлера в «Дейли мейл» и опубликованным в той же газете интервью с Герингом, фактически дезавуирующим заявление рейхсканцлера. Чиновник отказался комментировать этот вопрос.

Геринг жаждал любой ценой расправиться с Димитровым и его товарищами, но фон Нейрат 26 февраля добился от рейхсканцлера прямого распоряжения о высылке болгар. По-видимому, Гитлеру надоела вся эта возня, и он решил разрубить узел интриг одним ударом. Он ещё не чувствовал себя столь уверенно, чтобы наплевать на весь белый свет ^[62].

И государственная машина закрутилась с бешеной скоростью. За неполные сутки ответственные лица подготовили документы, подобрали маршрут и подходящий рейс самолёта, установили график радиосвязи с самолетом, разработали способ доставки болгар на аэродром, продумали меры обеспечения секретности операции, рассчитали количество бутербродов, которые потребуются болгарам и трём сопровождающим во время перелёта Берлин — Кенигсберг — Москва… Спешка была страшная, но ни одна мелочь не ускользнула из поля зрения расторопных и предусмотрительных имперских чиновников.

Лейпцигская драма стремительно неслась к развязке.

Когда Дильс сообщил о решении рейхсканцлера своему шефу, пребывавшему на охоте в Южной Германии, Геринг послал срочную депешу Гитлеру. Он настаивал на том, чтобы Димитров, Попов и Танев были переданы Советской России путём обмена на задержанных там по политическим причинам немецких инженеров. Демонстрируя свою осведомлённость, он даже назвал фамилии пятерых «подходящих подданных германского рейха». Но когда на следующий день его послание доставили Гитлеру, самолёт с освобождёнными советскими гражданами Георгием Димитровым, Благоем Поповым и Василом Таневым уже летел в Москву. Геринг опоздал. Затея с обменом лопнула .