– Эй, – окликает меня Аарон. – С тобой все хорошо?
– Нет, – отвечаю я. – Все плохо.
Он вздыхает. Подходит ближе.
– Ты задремала.
– Что ты тут делаешь? – прерываю его я.
Я жду ответа. Откровенного признания. Пора выкладывать карты на стол.
– Да ладно тебе, – шутливо скалится он.
Почему? Он не желает примириться с неизбежным или отвечать на вопрос? Я теряюсь в догадках.
– Ты хоть знаешь, кто я?
Я хочу объяснить ему свой вопрос, но, похоже, он и без того его понимает. Догадывается, что я уже не та, что прежде. Что произошедшее – происходящее – между нами происходит не по моей прихоти или воле. Что я никогда не предала бы ее. Но она ушла, и я не знаю, что мне делать. Как разобраться с оставшимся после нее наследием.
– Данни… – Он опирается коленом о кровать. – Почему ты об этом спрашиваешь? Что с тобой?
– Мысли путаются, – жалуюсь я. – Никак не соображу, где я.
– Бывает. Вечер удался на славу, согласна?
Не то слово. Белле он пришелся бы по нраву. Подобные встречи были в ее духе. Случайные, душевные, на верхотуре, с бесподобной панорамой Манхэттена.
– Да, – соглашаюсь я. – Верно.
Я поворачиваюсь к телевизору. Диктор предрекает бурю и до восемнадцати сантиметров осадков в виде снега. Буря… Вот-вот разразится буря…
– Есть хочешь? – спрашивает Аарон.
Сегодня вечером никто из нас ничего не ел.
– Нет, – отмахиваюсь я, но Аарон настаивает, что нам необходимо перекусить, и мой продажный желудок довольно урчит. – Ну, да, да. Я умираю от голода.
Вслед за Аароном я плетусь в гардеробную. Побыстрее бы стащить с себя платье. Аарон выдвигает один из ящиков и достает спортивные штаны и футболку – единственные его вещи, которые он не успел забрать после того, как отремонтировал лофт.
– Я переехала в Дамбо!
Я с изумлением качаю головой. Аарон хмыкает. Все это настолько невероятно, что мы не можем удержаться и, словно сговорившись, дружно покатываемся от хохота. Итак, пять лет спустя я оставила Марри-Хилл и Грамерси и очутилась в Дамбо!
Я переодеваюсь, ополаскиваю и увлажняю кремом лицо. Возвращаюсь в гостиную. Аарон из кухни кричит, что сварит нам макароны.
На стуле висят его небрежно наброшенные брюки. Я расправляю их, и мне в руку выскальзывает бумажник. Открываю его. Вижу визитку кафешки «Стамптаун» и – фотографию Беллы. Она улыбается, ее растрепанные волосы развеваются на ветру, словно ленты майского дерева. Я помню этот снимок – я же ее тогда и снимала. Летом. На пляже в Амагансетте. Сто лет назад.
Заверив Аарона, что песто – лучшая приправа для макарон, я усаживаюсь за барную стойку.
– А я до сих пор работаю юристом? – устало интересуюсь я.
Вот уже недели две, как я не переступала порог офиса.
– Разумеется.
Аарон приглашающе помахивает открытой бутылкой вина, и я киваю. Он наполняет мой бокал.
Мы приступаем к еде. Вкусная и плотная пища – как раз то, что нам сейчас нужно. По моему телу разливается тепло, и вскоре я ощущаю приятную сытость. Расправившись с макаронами, мы берем бокалы и перемещаемся в другую часть лофта. Но я еще не готова, нет. Я усаживаюсь в голубое кресло. Раздумываю – может, лучше уйти? Избежать того, что должно произойти между нами?
Я вскакиваю и устремляюсь к двери.
– Ты куда? – окликает меня Аарон.
– В магазин, куплю что-нибудь к чаю.
– К чаю?
Аарон настигает меня. Обхватывает ладонями мое лицо, как и тогда, несколько недель назад, на противоположном конце Земли.
– Останься. Прошу тебя.
И я остаюсь. Кто бы сомневался. Я так долго к этому шла. Я растворяюсь в нем, как капля воды растворяется в океане. Нам некуда деваться. Все предопределено и уже давным-давно случилось. И мы отдаемся на волю волн.
Он обнимает меня, начинает целовать. Вначале робко, затем все напористее, словно пытаясь донести до меня какое-то признание, прорваться через невидимую преграду.
Мы срываем одежду.
Он прижимается ко мне, и я чувствую тепло и бархатистость его кожи, его растущее нетерпение. Он распаляется. Его нежные прикосновения сменяются жгучими, пламенными ласками. Мне кажется, еще немного – и все вокруг нас полыхнет огнем. Мне хочется кричать. Хочется разорвать связующую нас нить.
Не разжимая объятий, мы падаем на кровать. Ту самую кровать, которую Белла купила, чтобы скрепить наши узы – узы, зародившиеся благодаря ей. Аарон гладит мои плечи и грудь. Приникает к шее и целует впадинку у ключицы. Какой же он тяжелый. Какой же он настоящий. Отрывисто дыша, он зарывается в мои волосы, шепчет мое имя. Как жаль, что вскоре это закончится. Как жаль, что такие мгновения не длятся вечно.
И когда он в изнеможении падает на меня, дрожа от недавнего возбуждения, продолжая целовать, ласкать и баюкать меня, меня озаряет, словно молнией. Мне открывается истина. Я наблюдаю ее везде, в каждой мелочи. Я читаю ее по звездам.
Я знала ее и раньше, пять долгих лет я хранила ее в себе. Я даже видела этот самый миг: себя и лежащего рядом Аарона. Видела, но не понимала. Не понимала до самой последней минуты, до 23:59.
Я наперед знала, что произойдет, но так и не сумела уловить смысл произошедшего.
Я гляжу на свою руку. На кольцо, надетое на средний палец. Само собой, это кольцо Беллы, а не мое. Я взяла его, чтобы ощущать ее близость.
То самое платье – траурный наряд.
То самое чувство…
Необъятное, беспредельное, неодолимое. Такое огромное, что еще немного, и оно заполнит весь лофт, вдребезги разобьет окна. Это… не любовь. Я ошиблась. Ошиблась, потому что не знала всей правды. Не подозревала, что же в действительности приведет нас сюда. Нет, не любовь, а…
…горечь утраты.
* * *
Минутная стрелка перескакивает на одно деление.
Послесловие
Недвижно, молча мы лежим с Аароном. Неловкости мы не испытываем: думаю, мы оба понимаем, что прятаться некуда и от себя нам не убежать.
– Она лопнет со смеху, – говорит Аарон. – Согласна?
– Согласна. Если, конечно, вначале меня не прибьет.
Аарон протягивает руку к моему животу, но вдруг отдергивает ее и сжимает мою ладонь.
– От нее ничего не утаишь.
– Да уж… – Не отводя от него глаз, я перекатываюсь на бок. Мы просто двое людей, которых свела вместе горечь утраты. И все же я спрашиваю: – Ты останешься?
Он улыбается, гладит меня по голове, заправляя за ухо выбившуюся прядь.