Любовь плевать хотела на будущее.
И на краткий миг мы действительно забываем о том, что нас ждет впереди.
Глава тридцать шестая
В первых числах декабря я переезжаю к Белле и поселяюсь в гостевой, где на стенах до сих пор сохранились нарисованные Беллой облачка. Аарон помогает мне перетащить вещи. Дэвида нет. Запаковав последнюю коробку, я оставляю на столе послание. Он может выкупить мою долю или же мы можем продать квартиру – решать ему.
«Прости», – пишу я.
Я не жду, что он мне ответит, но через три дня получаю от него письмо с парочкой дельных предложений и припиской: «Пожалуйста, держи меня в курсе, как обстоят дела с Беллой. Дэвид».
Так, в одночасье, все летит в тартарары – и годы нашей жизни, и совместные планы. Теперь мы с Дэвидом лишь незнакомцы. Разве могла я предвидеть, что мы станем чужаками?
Клиника. Работа. Дом.
Мы с Беллой, усевшись на ее постели, безостановочно, словно попкорн, поглощаем романтические комедии начала нулевых. Беллу тошнит. Иногда она так слаба, что не в состоянии повернуть голову. У нее совсем пропал аппетит. Снова и снова я до краев заполняю миски мороженым. Но оно тает, и я выливаю молочную жижу в унитаз.
– Гангренозные язвы, открытые раны, вкус желчи, – бормочет Белла, закутавшись в одеяло. Ее знобит.
– Нет, – отвечаю я.
– Лекарства, льющиеся в мои вены. Вены, что пылают огнем. Боль, поднимающаяся вверх, по позвоночнику, вгрызающаяся в кости, перемалывающая их.
– Нет и нет.
– Вкус блевотины во рту, чувство, будто с меня живьем сдирают кожу. Невозможность дышать.
– Стоп.
– Так и знала, что ты сломаешься на дыхании, – торжествует Белла.
Я склоняюсь над ней. Обещаю:
– Я тебя не оставлю.
Она вскидывает на меня глаза: испуганные, запавшие. Шепчет:
– Не знаю, как долго я еще продержусь.
– Ты продержишься, Белла. Ты выдержишь.
– Я просто теряю время. Время, которого у меня и без того мало.
Я думаю о ней. О ее жизни. О том, как она бросала учебу. Как срывалась в Европу по первой прихоти. Как влюблялась, разочаровывалась и снова влюблялась. Как не заканчивала начатое.
Может, она догадывалась. Догадывалась, что нельзя тратить время на бессмысленное прозябание: аккуратно выстраивать свое будущее, тщательно соизмерять каждый предстоящий шаг, прозябать на нелюбимой работе, заниматься тем, к чему не лежит душа. Возможно, она знала, что линия ее жизни оборвется ровно посередине.
– Ничего подобного, – яростно возражаю я. – Времени у тебя навалом. Ты ничего не теряешь.
На следующую ночь Аарон спит рядом с ней, а мы со Сведкой неслышно кружим по квартире в вальсе молчаливой дружеской поддержки.
* * *
Неделю спустя, возвратившись домой, я обнаруживаю, что все мои коробки из гостевой исчезли. Не осталось ровным счетом ничего – ни моей одежды, ни даже банных принадлежностей.
Белла спит. Теперь она спит почти целыми днями. Сведка бесцельно слоняется от ее спальни до кухни и обратно.
Я звоню Аарону.
– Приветик, – здоровается он. – Ты где?
– Дома. Но куда-то делись все мои вещи. Ты что, перенес коробки вниз, в подвал?
Аарон затихает, и единственное, что я слышу в трубке, – его прерывистое дыхание.
– Мы можем где-нибудь пересечься? – спрашивает он.
– Например?
– У тридцать седьмого дома на Бридж-стрит.
– В доме, где Белла купила апартаменты?
Глубоко-глубоко внутри, под ребрами, у меня что-то тревожно сжимается. Если бы я верила в интуицию, то решила бы, что это она.
– Ага.
– Нет, – отказываюсь я. – Не могу. Надо выяснить, что стряслось с моими вещами, я должна…
– Данни, ну пожалуйста, – умоляет он. Внезапно голос его отдаляется, звучит словно издалека: с другого конца света или из другого времени. – Так захотела Белла.
Ну как тут откажешь?
* * *
Аарон, с сигаретой в руках, ждет меня у подъезда.
– Не знала, что ты куришь, – изумляюсь я.
Он недоуменно таращится на зажатую в пальцах сигарету, словно не понимая, откуда она взялась, и озадаченно хмыкает:
– Да я и сам не знал.
В последний раз я была здесь цветущей весной, когда все благоухало, утопало в зелени и своевольная река несла вдаль свои бурные воды. Сейчас же… От произошедшей метаморфозы у меня тоскливо щемит сердце.
– Спасибо, что пришла, – благодарит Аарон.
На нем джинсы и, несмотря на пронизывающий холод, распахнутый на груди пиджак. У меня же из-под шарфа и натянутого на глаза капюшона наружу высовывается только кончик носа.
– Зачем ты меня сюда позвал?
– Сейчас увидишь.
Он отбрасывает окурок, затаптывает тлеющий огонек и ведет меня к знакомой двери. Мы заходим в шаткий, дребезжащий лифт и поднимаемся на площадку.
Аарон подходит к квартире, достает ключи, и я еле сдерживаюсь, чтобы не выхватить их из его рук. Остановить его. Не допустить того, что вот-вот произойдет. Но я будто оледенела. Руки не повинуются мне, я не могу пошевелить и пальцем. Дверь распахивается, и квартира, та самая квартира, что столько лет была запечатлена в моем сердце, предстает передо мной во всем великолепии.
Над ней славно потрудились. Я узнаю эту кухню. Эти стулья. Эту кровать в глубине у окна. Эти обитые голубым бархатом кресла.
– Добро пожаловать домой, – шепчет Аарон.
Я гляжу на него. Он расплывается в счастливейшей из улыбок. Такого радостного, как у него, лица я не видела уже очень давно.
– Что? – заикаюсь я.
– Теперь это твой новый дом. Мы с Беллой несколько месяцев приводили его в порядок. Белла отремонтировала его для тебя.
– Для меня?
– Белла присмотрела этот лофт бог знает сколько времени назад и попросила меня довести его до ума. Подлатать, подсветить, приукрасить, преобразить – одним словом, сдуть пыль со старых костей здания и вдохнуть в них новую жизнь. Белла ни капли не сомневалась, что эта квартира просто создана для тебя. В общем, ты понимаешь: если Белле что-то взбрело в голову, она своего добьется. И мне кажется, эта задумка с лофтом очень ей помогла. Отвлекла, вдохновила на творчество.
– Она сама все тут сделала?
– Она сама все тут подбирала. Вплоть до малюсенького гвоздя. Трудилась до седьмого пота, даже когда вы, девчонки, рассорились.
Словно заколдованная, я обхожу лофт. Да, он именно такой, каким я его помню. Здесь все на своих местах. Как и тогда, в ту самую ночь.