– Но так ведь оно и есть. – Я пинаю ракушку. – Это говорю тебе я, его фанатично преданный житель.
Аарон сплетает пальцы и тянется вверх. Я смотрю на песок.
– Дэвид классный, – улыбается он. – Я рад, что нам удалось как следует пообщаться в эти выходные.
Я разглядываю кольцо на своей левой руке. Оно сверкает на солнце, рассыпая по сторонам бриллиантовые искры. Зря я не сняла его. Могла ведь и потерять в воде.
– Да, – киваю я. – Он классный.
– Знаешь, я завидую вашей дружбе с Беллой. У меня близких друзей со школы почти не осталось.
– Мы дружим с семилетнего возраста. По-моему, в детстве мы не расставались ни на минуту.
– Она за тобой как за каменной стеной…
Звучит скорее как утверждение, а не вопрос.
– Разумеется. Белла – моя семья.
– Здорово, что за ней кто-то приглядывает. Я, само собой, не в счет.
Он криво улыбается.
– Еще как в счет! Пойми, дело не в тебе. А в тех парнях, с которыми Белла встречалась раньше. Они ее ни во что не ставили. Она так быстро теряет голову.
– А я нет, – Аарон неловко кашляет и замолкает.
Мне кажется, его молчанию не будет конца, как не будет конца синеющему передо мной горизонту.
– То есть так было в прошлом, – хрипло добавляет он.
Я догадываюсь, что скрывается за этими словами. Я знаю, в чем он хотел бы, но пока не может признаться. Даже мне. Он влюблен в нее. В мою лучшую подругу. Я смотрю на него, но он не отрывает глаз от океанской глади.
– Ты на серфе катаешься? – спрашивает он.
– А похоже?
Он оборачивается. По губам его скользит застенчивая улыбка.
– Просто я подумал, что порядком тебе надоел своими сердечными излияниями.
– Нисколько. Думаю, я сама тебя спровоцировала.
Я подхожу к кромке воды. Аарон не отстает.
– И нет, на доске я не катаюсь.
Ни один серфер не рассекает океанские волны. Но уже вечер. А истинных серферов после девяти утра на пляже днем с огнем не сыщешь.
– А ты катаешься?
– Нет, но всегда мечтал научиться. Я вырос вдали от океана. Впервые увидел его, когда мне исполнилось шестнадцать.
– Не может быть! Откуда же ты родом?
– Из Висконсина. Мои родители не особо любили путешествовать, но отпуск неизменно проводили на озере. Каждое лето мы снимали один домик на озере Мичиган и всю неделю не вылезали из воды.
– Здорово.
– Попробую уговорить Беллу съездить туда осенью. Прекраснейшее место. Мое любимое.
– Белла не очень-то благоволит к озерам.
– Но это ей непременно понравится.
Аарон снова откашливается.
– Слушай… Спасибо за твои слова. Про маму. Я никому про нее не рассказывал.
– Да все в порядке. – Я старательно пялюсь на свои ноги. – Не переживай.
Неожиданно к нам подкатывает волна.
Аарон отскакивает.
– Черт! Да она ледяная.
– Не выдумывай. На дворе август. Вот побывал бы ты здесь в мае, почувствовал бы разницу.
Аарон перепрыгивает с ноги на ногу и вдруг замирает, пристально уставившись на меня. Поддевает убегающую волну и подбрасывает ее вверх. Холодная вода каскадом обрушивается на меня, блестит на теле каплями-оспинками.
– И никакая не ледяная, – фыркаю я.
Я резко нагибаюсь и окатываю его водой. Он прикрывается полотенцем. Мы срываемся с места и несемся в океан, все дальше и дальше, не переставая брызгать друг на друга, пока не промокаем насквозь, а полотенце Аарона не превращается в тяжелую, набухшую водой тряпку.
Не удосуживаясь снять шляпу, я ныряю. Бодрящая вода стылыми иглами впивается мне в голову. Когда я выныриваю, прямо передо мной оказывается Аарон. От его напряженного взгляда меня так и подмывает оглянуться, но я не оглядываюсь.
– Что с тобой?
– Ничего, – мотает он головой. – Просто… Ты мне нравишься.
Миг – и мы уже не в Атлантическом океане, не на пляже, а в той самой квартире, в той самой постели. Его руки, отбросившие мокрое полотенце, обнимают меня. Его губы целуют меня в шею, его тело движется медленно, ритмично, страстно – требовательно и настойчиво. Кровь вскипает во мне, с губ слетает неслышное «да».
Я зажмуриваюсь. Стоп. Стоп. Стоп.
– Побежали наперегонки?
Я черпаю воду горстью, обливаю Аарона и задаю стрекача. Я быстрая. Обгоню почти любого. А уж Аарона, обремененного десятью килограммами сырого полотенца, и вовсе обставлю в два счета. Когда я возвращаюсь, Белла просыпается. Она сонно перекатывается на бок, заслоняясь козырьком ладони от солнца.
– Где ты была? – спрашивает она.
Но я, задыхаясь, лишь хватаю открытым ртом воздух.
Глава семнадцатая
Сентябрь. На работе аврал. Если конец августа – пора всеобщего отдохновения, то сентябрь – сплошная гонка на выживание. Вернувшись в офис, я с головой зарываюсь в документы и не поднимаю ее до самой пятницы. В среду, задыхаясь от волнения, звонит Белла.
– Я ему все рассказала! – визжит она в трубку, и до меня доносится приглушенный смех Аарона.
Я представляю, как он осторожно, боясь потревожить зарождающуюся в ней новую жизнь, прижимает ее к себе.
– И?
– Данни спрашивает «и»? – хохочет Белла.
Снова возня, и я слышу Аарона.
– Данни? Привет.
– Привет. Поздравляю.
– А, хм… Спасибо.
– Ты рад?
Он задумывается. У меня сжимается сердце. И вдруг его голос, звенящий от ничем не замутненной, переполняющей его чистейшей радости, снова врывается мне в ухо:
– Да. Ты не поверишь, но да. Я абсолютно счастлив.
В субботу мы с Беллой, купив кофе в «Лё пан котидьян» на Бродвее, отправляемся по магазинам. Я воображаю, как мы прошвырнемся по бутикам Пятой авеню и, может, заскочим в «Антрополоджи», «Джей Кью» или «Зару», но вместо этого я, со стаканчиком американо в руке, замираю перед витриной «Жакади», французского магазинчика детской одежды.
– Пошли, – пихает меня Белла. – Смотри, как здесь чудесно.
Я следую за ней внутрь, где на столах лежат подобранные по цвету панамки, вязаные свитерки и малюсенькие комбинезончики, а на полках стоят изящные круглоносые башмачки с ремешками и мокасинчики из лакированной кожи – такие нарядные, кукольные, игрушечные. Белла торжествует. Лицо ее горит, сияет восторгом, да и вся она, с разметавшимися по плечам волосами, в розовом шелковом платье-комбинации и завязанном на талии белом хлопковом свитере, который ей явно велик, прекрасна, словно юная богиня.