— Но… но…
— Так что единственное, что я могу сказать… Привет, сестренка!
…
Увы, но посмаковать столь четко ощущаемое изумление и растерянность Регне не дали. Неожиданно она ощутила за спиной странную тишину и, обернувшись, увидела стоящего прямо перед собой того, кого только что обсуждали и прижимавшуюся к нему сзади толпу детей. Возникшее молчание прервала Эли, переместившаяся невероятно быстрым движением и обнявшая замершую в напряжении фигуру.
— Папа!
— Дочка!
Вновь возник радостный гул голосов, а Регна внезапно почувствовала, что глаза опять начало пощипывать от подступающих слез. Тем временем оба стоявших перед ней существа разомкнули свои объятия и, чуть отстранившись друг от друга, одновременно произнесли:
— Прости, что не смог/смогла помочь тебе.
И сразу:
— Нет, ты не виноват/виновата в этом.
Затем, осознав получившуюся смешную нелепость, улыбнулись друг другу и обнялись опять. Одна из самых приятных любому взору картин.
Однако спустя время до Регны донеслось осторожное:
— Эли, прости, но я должен спросить, тебя не смущает, что я…
— …Эльф? Нет. У каждого свои недостатки. И ты еще не знаешь мои!
Затем, неожиданно, буквально через небольшую паузу:
— А теперь папа, тебе стоит кое с кем познакомиться заново.
— Ты о чем?
— Увидишь!
И Регна внезапно почувствовала, как щеки начинают пылать, глаза ищут несуществующий пол, а колени резко ослабли. Нет, она, конечно, планировала сказать и скоро, но… «а вдруг он… и, вообще, рассказала на свою голову… ой, уже рядом… что делать?»
Однако минеральную воду пить было поздно…
Тот, кто по-прежнему называет себя Эли
Я с удовольствием смотрел на неожиданно сильно смущенную девочку и изумленного признанием Даниэля, который под шум раздающихся радостных детских голосов, пытался что-то у нее выяснить. Ощущал разлитые вокруг невероятно положительные эмоции. Как же хорошо! У каждой сказки должен быть счастливый конец. И этот явно не самый плохой. Да, ныло внутри, когда вспоминал про Кайнэ, но я так и не смог, как не старался, ощутить ее в Тумане. Значит, девушка еще жива и остается только надеяться на лучшее. Увы, «отсюда» повлиять на происходящее «там» я уже не мог. Нельзя умерев, вернуться. Теперь только вперед!
— «Любишь порассуждать братик».
— «Что поделать. Рад, что ты, очнулась. Лучше скажи, как себя чувствуешь?»
— «Да вроде нормально. Наваждение полностью прошло и боли больше нет».
— «Хорошо. А то я испугался, что потеряю тебя. До сих пор хочется этого кукольника еще пару раз размазать по потолку».
— «Кровожадный ты. И глупый. Куда от меня денешься! Не дождешься! Я буду с тобой вечно! Ха-ха-ха!»
— «Сати, такой глупый смех тебе не идет».
— «Бра-а-атик. Вечно все испортишь. Уж и пошутить нельзя было. Ты смотри, сколько радости вокруг разлито, хоть ложной черпай!»
— «М-да, судя по всему, ты уже нахлебалась. Ничего, я сейчас приведу в чувство».
— «Ты о чем?»
— «Сестренка, а не хочешь тоже папе показаться?»
— «Ой!»
— «Что ой? Мы же вроде как умерли. Общего тела больше нет. Так не пора ли разделиться? В конце концов, в первую очередь Даниэль любил тебя!»
— «Братик, а как же ты?»
— «А что я? Папой он мне быть не перестанет. Именно мне, а не тому, кто жил в том теле раньше. И я сомневаюсь, что его чувства изменятся. Наоборот, два ведь лучше чем один? Да и все равно делить придется, нас тут четыре десятка».
Я ощутил, как посерьезнев, Сати неожиданно задумалась. Нет, прочитать можно было, но лезть в ее мысли я давно себя отучил. Как минимум — это некрасиво. И главное, единственное, что осталось своего. И вот…
— «Знаешь, братик. Очень странные ощущения. Я действительно люблю Даниэля как папу. Но. У меня есть… была… мама. И я очень хотела бы ее увидеть еще раз. И настоящий отец еще жив. И даже брат родной есть. Живой. Я не знала, честно. Только сейчас, непонятно как, это осознала. Или вспомнила. Хоть почему-то и не все. Как зовут, кто они… по-прежнему пусто. Прости».
— «Ясно. И да, ничего страшного, хоть куча братьев. Любимой сестренкой ты все равно быть не перестанешь».
— …
— «А вот реветь совсем необязательно…»
— «У-уже в-все. Б-братик, я тебя тоже люблю!»
…
— «То есть показаться Даниэлю все же не хочешь? Да и про твою семью он может рассказать. Только давай честно».
— «Я… боюсь».
— «Ну вот, еще одна. Как другим советовать, проблемы нет. А что-нибудь для себя предпринять, уже не может. Все давай, пошли!»
— «Бра-а-атик…»
…
— Привет, Эли!
Погруженный в разговор с сестренкой, я не заметил, как рядом появилась сияющая радостной улыбкой Чиса. За ней, похоже притащенные как на буксире, стояли Акена и Кен.
— Я так рада, что ты с нами!
Да, сама непосредственность. Даже обидеться невозможно. Поэтому улыбнувшись, ответил:
— Я тоже Чиса.
Потом, посмотрел на брата с сестрой и, вспомнив, что так и не поблагодарил, сделал глубокий поклон:
— И вас рада видеть. Простите, что не смогла сразу, но большое спасибо за матрицы. Очень помогли!
Сильно покраснев и смутившись, они пробормотали скороговоркой что-то вроде: «Нестоитблагодарностимысчастливычтопомогли!» После чего, уже, в свою очередь, утащили Чису, успевшую только помахать рукой и крикнуть: «Еще поговорим», — обратно в толпу ребят. Какая милота!
…
Так, ну вроде Регна с Даниэлем обниматься закончили. И остальные дети немного разошлись в стороны. Уже распределились по небольшим группам, что-то обсуждают. Но на папу постоянно оглядываются, как будто бояться, что он вдруг исчезнет. Под причитания сестренки: «Братик, ну может не надо, ну давай попозже…», вновь подошел. Еще раз с восхищением осмотрел его новый облик. И что интересно. Не остроконечные уши, пробивающиеся сквозь по-прежнему серебристые волосы с проявившимся зеленым оттенком. Не изменившаяся в целом фигура, ставшая как-то гибче и стройнее. Не даже другие черты лица. Что по отдельности, что вместе, они нисколько не мешали узнаванию и пониманию, кто стоит передо мной. А то, чем были заполнены вытянувшиеся ярко-голубые глаза, могло устроить, если превратить в воду, хоть и не всемирный потоп, то хорошее такое наводнение точно. Что же, пора еще влить туда пару ведер.