Мне идея Зигфрида понравилась. Во всяком случае, лучше, чем лежать в постели, слушать домашние звуки, доносящиеся сквозь притворенную дверь, и тоскливо ощущать, что все в мире заняты делом, кроме тебя. Это мне всегда претило.
Я обернулся к нашему помощнику:
– Вы согласны, Колем?
– Естественно, Джим. В компании всегда веселее.
Ну, компанией я оказался не слишком веселой, так как сидел и молчал, глядя на проносящиеся мимо каменные стенки и заснеженные склоны. Когда мы подъехали к воротам первой фермы, выяснилось, что дорога туда занесена.
– Придется пройти пешком через пару лугов, Джим, – осторожно сказал Колем. – Может быть, вам лучше подождать в машине?
– Нет, я пойду с вами.
Я с трудом выбрался наружу, и мы зашагали по нетронутой снежной белизне.
Но даже такая короткая прогулка позволила Колему сесть на своего конька.
– Джим, вон след лисицы. Видите отпечатки ее лап и борозду, оставленную хвостом? А вон те вороночки означают, что там прячутся мыши. От тепла их тела снег подтаивает и оседает.
Определил он, и какие птицы опускались на снег. Для меня это были просто вмятины, но для него – страницы увлекательной книги.
Фермер Эдгар Стотт ждал нас во дворе. Колем еще не бывал у него, и я их познакомил.
– Я сегодня немножко не в форме, так что вашей коровой займется мистер Бьюканан.
Среди соседей мистер Стотт слыл умником… Нет, они вовсе не отдавали дань его умственному превосходству, а просто считали его настырным всезнайкой. Он же мнил себя выдающимся интеллектуальным светочем и не снискал особой популярности привычкой осаживать всех и каждого.
Мистер Стотт был внушительного сложения, и блестящие глазки на мясистом лице злокозненно уставились на Колема.
– А, так нынче поработает запасной. Ветеринар с барсуком! Как же, как же, наслышаны о вас. Вот и посмотрим, много ли вы знаете.
В коровнике я опустился на тючок соломы, наслаждаясь сладким коровьим теплом. Мистер Стотт повел Колема по проходу и кивнул на светло-шоколадную обитательницу стойла.
– Вот она. Что скажете?
Колем почесал основание ее хвоста и посмотрел на косматый бок.
– Так что с ней такое, мистер Стотт?
– Ветеринар-то вы. Так вы и объясните мне, что с ней такое.
Мой молодой коллега вежливо улыбнулся сверхбородатой шутке.
– Скажем по-другому: каковы ее симптомы? Плохо ест?
– Ага.
– Вообще ничего в рот не берет?
– Берет понемножку.
– Отелилась она давно?
– С месяц будет.
Колем измерил температуру. Прослушал желудок и легкие. Повернул к себе ее морду и понюхал дыхание. Сдоил на ладонь каплю молока и тоже понюхал. Он явно растерялся. На его вопросы фермер отвечал бурчанием, и несколько раз, когда Колем пятился и с недоумением оглядывал корову, губы мистера Стотта презрительно кривились.
– Пожалуйста, ведро горячей воды, мыло и полотенце, – попросил мой коллега.
Он снял рубашку и ввел руку сначала во влагалище, а затем в прямую кишку почти по плечо, ощупывая, как я знал, внутренние органы. Потом повернулся к фермеру, который, небрежно сунув руки в карманы, наблюдал за ним с сардонической усмешкой.
– Знаете, очень странно. Все как будто в абсолютной норме. Может быть, вы забыли о чем-то упомянуть, мистер Стотт?
Фермер сгорбил могучие плечи и засмеялся.
– Верно. Я забыл вам сказать, что она здоровехонька.
– А?
– Что слышали. Она поздоровее нас с вами будет. Я просто хотел посмотреть, как вы в своем деле разбираетесь. – Тут он шлепнул себя по колену и зычно захохотал.
Колем, голый по пояс, с рукой, до плеча вымазанной экскрементами, ответил ему непроницаемым взглядом, и фермер хлопнул его по спине.
– Вот теперь я вижу, вы на шутку не обижаетесь, молодой человек, ха-ха-ха! Лучше нет, чем посмеяться от души. Хо-хо-хо!
Несколько долгих секунд Колем все так же сосредоточенно смотрел на него, потом его губы медленно раздвинулись в улыбке, а пока он намыливал руку, полоскал ее в ведре и натягивал рубашку, у него вырвался негромкий смех. Наконец он откинул голову и разразился хохотом.
– Да, вы правы, мистер Стотт! Ха-ха-ха! Лучше нет, чем посмеяться от души. Ах, как вы правы!
Фермер повел его к другому стойлу.
– Вызвал я вас вот к ней.
Как и следовало ожидать, мистер Стотт уже поставил диагноз. Он ведь знал все.
– У нее медленная лихорадка, только и делов.
Медленной лихорадкой фермеры называли ацетонемию, вызываемую нарушением обмена веществ и легко вылечиваемую.
– Запах от нее идет такой сладковатый, и в весе теряет.
– Да, мистер Стотт, похоже на то. Но я ее все-таки осмотрю.
Все еще посмеиваясь, Колем выдоил несколько струек из вымени, понюхал дыхание, измерил температуру, все время бормоча: «Как смешно! Какая отличная шутка!» Затем принялся весело насвистывать, но, когда прижал стетоскоп к желудку, свист затих и оборвался. Он напряженно слушал, все больше хмурясь. Обошел корову, прослушал правый бок, затем вернулся к левому. Но вот он выпрямился.
– Будьте добры, принесите мне из дома столовую ложку.
Усмешка сползла с лица фермера.
– Ложку? А для чего? Не так что-нибудь?
– Возможно, пустяки. Я не хочу зря вас волновать. Пожалуйста, принесите мне ложку.
Когда фермер вернулся, Колем принялся снова выслушивать левый бок коровы, только теперь он постукивал ложкой по нижним ребрам.
– О господи! Вот оно! – вскрикнул он вдруг.
– Какое еще «оно»? – охнул фермер. – О чем это вы?
– Звон.
– Звон?
– Да, мистер Стотт, звенящий звук, характерный при смещении абомасума.
– Смещение… чего-чего?
– Это такое состояние, когда сычуг, четвертый отдел желудка, иначе абомасум, перемещается с правого бока на левый. Очень сожалею, но это чрезвычайно опасное заболевание.
– Ну а сладкий-то запах как же?
– Ах да! При смещении ощущается тот же запах, что и при ацетонемии. Что затрудняет диагноз.
– А дальше-то что?
Колем вздохнул:
– Ей предстоит тяжелая операция, требующая двух ветеринаров. Один взрезает правый бок, другой – левый. Боюсь, работа большая.
– И в большие деньги обойдется, а?
– Боюсь, что да.
Фермер сдернул кепку и запустил пятерню в волосы. Потом обернулся и рухнул на тюк соломы рядом со мной.