Всю дорогу до фермы лорда Грешема безразличная реплика мистера Буша язвила мое самолюбие.
Только когда я был призван в ВВС и сержант рявкнул: «Эй, ты! Вали сюда!» – мне стало ясно, насколько я считал само собой разумеющимся то спокойное уважение, какое мне как ветеринару оказывали на йоркширских фермах, как оно важно для меня. К успехам или неудачам это отношения не имело: не всегда все заканчивалось благополучно, и порой клиенты высказывали не слишком лестные вещи, но меня не оставляло чувство, что я профессионал, помогаю животным в полную меру своих сил и меня за это ценят.
Однако работники лорда Грешема оказывали мне не больше уважения, чем мистер Буш. Дэнни, Берт, Хьюи и Джо относились ко мне с полнейшим безразличием, которое действовало угнетающе. Не то чтобы они недолюбливали меня или были грубы, но любые мои достижения оставляли их равнодушными, не пробуждали у них, казалось, ни малейшего интереса.
А это было странно, ибо, как известно любому ветеринару, есть места, где все всегда удается, и есть места, где одна неприятность сменяет другую. Так вот, ферма лорда Грешема бесспорно относилась к разряду первых. Не иначе как там мне покровительствовала какая-то добрая фея: лечение всегда проходило без сучка без задоринки, и стоило вспомнить долгую череду успешных исцелений, как теплело на душе.
И на этот раз, войдя на скотный двор, я не сомневался, что опять никаких осложнений не возникнет.
Я оглядел корову, уныло стоящую по колено в соломе. Вид у нее был самый жалкий, – казалось, половина ее внутренностей вывалилась наружу. Выпадение матки. Достаточно, чтобы стереть улыбку с лица любого ветеринара, – долгая, тяжкая работа, от которой зависит жизнь животного. Но за плечами у меня был большой опыт, заметно развеявший прежние страхи, и я, хотя, естественно, тревожился, тем не менее полагал, что благодаря новым знаниям и приспособлениям скоро верну злополучную корову в нормальное состояние. Притом что здесь не обрету в результате ни похвалы, ни уважения.
Я попросил подогнать трактор и с помощью недавно изобретенного подъемника Багшо, подведенного под таз коровы, приподнял ее сзади, так что направлял я матку под уклон. Эпидуральная анестезия – и я вернул матку на законное место без геркулесовых усилий прошлых лет.
Корова спокойно направилась к кормушке, словно с ней ничего и не случилось, а я смотрел ей вслед, радуясь такому магическому преображению, но работники сохраняли полное равнодушие и отошли, не сказав ни слова. Как обычно.
Вскоре меня вызвали к овцам, тупо кружившим по лугу. Листериоз. Инъекция пенициллина – и на вторые сутки они полностью выздоровели. Эффектнейшее исцеление, и та же реакция работников. Никакого интереса или проблеска уважения.
Неделю спустя меня вызвали к корове со скручиванием матки. Теленок не шел, и она лежала, тужась, совсем измученная. Без моей помощи беднягу пришлось бы прирезать, но я несколько раз перевернул ее, матка приняла нормальное положение, и я извлек на свет прелестную живую телочку. Я с восторгом смотрел на нее, на результат моих трудов, а работники флегматично убирали стойло, так ни слова и не сказав. Ну что, что можно сделать, чтобы их проняло?!
Я потянулся за пиджаком, и из его кармана выпал конверт с ливерпульским штемпелем и обратным адресом фирмы, проводящей по почте футбольный тотализатор. Просто чтобы нарушить молчание, я сказал:
– А! Мой выигрыш за эту неделю!
Их словно током ударило. Апатия мгновенно сменилась жгучим интересом. Они сосредоточенно изучали почтовый перевод всего лишь на два фунта.
– Ух, черт, ты только погляди!
– А у нас так ничего не выходит!
– В первый раз вижу, чтоб кто-то выиграл!
Восклицания сыпались одно за другим. Потом Дэнни, старший, спросил:
– И часто вы выигрываете?
В приятном волнении, упиваясь столь беспрецедентным интересом, я ответил небрежно:
– Довольно-таки часто.
Тут я допустил заметное преувеличение, поскольку выигрывал очень редко, но мои слова были встречены почтительным изумлением. Впервые я оказался в фокусе благоговейного внимания.
Дэнни нерешительно откашлялся.
– Мистер Хэрриот, мы с ребятами каждую неделю складываемся по шиллингу и еще ни разу пенса не выиграли. Может, вы заполните наш купон?
В горьком предчувствии, что моя столь скоропалительно обретенная популярность исчезнет не менее молниеносно, я взял купон и, воспользовавшись коровьей спиной как пюпитром, исполнил просьбу.
На неделе ко мне в приемную явился Дэнни.
– Мистер Хэрриот, а мы выиграли по тридцать шиллингов на нос. Никогда раньше и пенса не получали. Ребята просто взбесились. Может, вы опять, а?
– Пожалуйста, – ответил я небрежно и поставил крестики в квадратиках.
Опять выигрыш, и теперь в приемную ввалились все четверо, улыбаясь и ликуя.
– Еще по тридцать шиллингов на нос, мистер Хэрриот! Прямо чудо! Мы теперь хотим побольше поставить.
Я почувствовал, что попался.
– Послушайте, ребята. Лучше не надо. Я не хочу, чтобы вы потеряли свои деньги, а так и будет, если вы укрупните ставку. Да и в любом случае – я ведь не знаток и только пошутил, когда намекнул, будто выигрываю каждую неделю.
В комнате воцарилось грозовое молчание, четыре пары глаз сузились в щелочки. Четверка не поверила ни единому слову.
Я беспомощно переводил взгляд с одного на другого, но они стояли точно каменные, ожидая, как я поступлю.
– Вот что, – сказал я наконец, – этот ваш купон я заполню, но в последний раз. Договорились?
Четыре головы кивнули.
– Нам подходит, – сказал Дэнни.
Снова я поставил крестики в квадратиках, а возвращая купон, воззвал еще раз:
– И больше вы меня никогда об этом не попросите?
Дэнни торжественно поднял руку.
– Больше никогда, мистер Хэрриот. Наше слово твердо.
Третью неделю подряд они выигрывали! Даже сейчас, когда я пишу это, не могу надеяться, что мне поверят, но так оно и было.
И ощущение таинственных капризов Фортуны окрепло еще больше, когда и на мою долю выпал крупнейший выигрыш в моей жизни – семьдесят семь фунтов четыре шиллинга и одиннадцать пенсов (я поставил на утроение). Эта цифра будет жить в моей памяти до конца времен.
Вечером я с трепетом показал почтовый перевод моему партнеру.
– Только поглядите, Зигфрид! Такие деньги! А угадай я на одну ничью больше, то получил бы первый приз – шестнадцать тысяч фунтов!
Зигфрид присвистнул и внимательно прочел распоряжение о переводе.
– Джеймс, это необходимо отпраздновать. Пошли в «Гуртовщики».
В баре Зигфрид ринулся к стойке.
– Бетти, два двойных виски! – вскричал он. – Мистер Хэрриот только что выиграл шестнадцать тысяч фунтов в тотализатор!