Вечное чудо жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Хэрриот cтр.№ 18

– Вы очень любезны, Фарнон. С удовольствием.

– Отлично, отлично! Так садитесь же и располагайтесь поудобнее. Джеймс, принесите бокалы.

Через две-три минуты хлопнула пробка шампанского, и мы расселись вокруг стола. Зигфрид поднял бокал и одобрительно посмотрел на его искристое содержимое.

– За здоровье Спичечного Коробка! И пусть живот у него больше никогда не болит!

Мы выпили, и Моттрам откашлялся.

– Мне бы хотелось сказать еще одно: я очень сожалею, что мы прежде не узнали друг друга поближе. Не отобедаете ли вы оба у меня в следующую пятницу?

Поднимая на стол роковую собачку миссис Федерстон, я неизменно преисполнялся самыми дурными предчувствиями, но на этот раз я ощущал только легкость и полнейшую уверенность в себе. В бредовом состоянии я всегда такой.

Бредовое же состояние было одним из бесчисленных проявлений бруцеллеза. Эта инфекционная болезнь, вызывающая аборты у скота, сгубила тысячи трудолюбивых фермеров моего поколения и постоянно угрожала ветеринарам, которым приходилось принимать отелы, завершавшиеся выкидышами, и удалять послед.

Слава богу, систематическая борьба с бруцеллезом теперь почти покончила с этой болезнью, но в пятидесятых годах о подобном никто не мечтал, и я, как и все мои современники, почти ежедневно буквально купался в этой гнусной инфекции.

Помню, как я стоял в коровниках обнаженный по пояс (отельные халаты тогда были редкостью, а о длинных пластиковых защитных перчатках никто и не слыхивал), часами орудуя рукой внутри зараженных коров, и с горечью рассматривал кожистую плаценту со светлыми некротизированными участками, напоминавшими мне, что я соприкасаюсь с миллионами патогенных бактерий. И когда я ополаскивал руки в дезинфицирующей жидкости, вокруг еще долго стоял характерный кислый запах.

Воздействие болезни на моих коллег-ветеринаров было крайне разнообразным. Один, высокий и дородный, истаял в скелет, измученный волнообразной лихорадкой, и продолжал страдать от нее еще долгие годы, других скручивали сильнейшие артриты, а некоторые заболевали психически. В «Ветеринари рикорд» было напечатано письмо человека, который в результате своего синдрома, вернувшись как-то ночью домой, вдруг решил, что ему необходимо убить свою жену. Он, естественно, этому импульсу не поддался, но сообщил о нем как об интересном примере того, что может сделать с человеком Brucella abortus.

Я про себя радовался и благодарил Бога, что оказался невосприимчивым. Годами я вплотную соприкасался с инфекцией как будто безнаказанно и, думая о многих друзьях-страдальцах, сознавал, какое это счастье, что судьба меня пощадила. И после стольких лет был твердо уверен: мне бруцеллез не угрожает.

Это продолжалось, пока не начались мои веселые приступы.

Так в семье окрестили таинственные припадки, которые возникали внезапно и кончались столь же быстро. Вначале я счел их результатом переохлаждения, ведь постоянно приходилось раздеваться до пояса под открытым небом и часто по ночам, потом я стал грешить на короткий возвратный грипп. Симптомы всегда были одинаковы: угнетенное состояние, затем ледяной озноб, укладывавший меня в постель, где за час температура взлетала за сорок. Жар приносил с собой чудеснейшее настроение: я ощущал себя согревшимся, счастливым, хохотал, болтал с собой о том о сем и, наконец, разражался песней. Не запеть я не мог – так было хорошо. Детей это чрезвычайно развлекало, и чуть я принимался петь, они неизменно хихикали под дверью. Но я ничего не имел против. Меня все радовало.

Тем не менее я решил выяснить, что со мной происходит, и анализ крови, сделанный доктором Аллинсоном, рассеял все сомнения, дав положительную реакцию на Brucella abortus. Как ни жаль, но пришлось признать, что я принят в клуб ее жертв.

Приступ, во время которого миссис Федерстон привела свою собачку, произошел в субботу. Я возвращался домой с футбольного матча в Сандерленде в компании нескольких приятелей. Наша команда выиграла, мы были в чудесном настроении, смеялись, шутили, и я даже не заметил, как перестал быть душой общества и замолчал. Но когда я добрался до Скелдейл-хауса и горестно притулился у огня, трясясь в малярийном ознобе, то понял, что надвигается новый веселый приступ.

Хелен немедленно прогнала меня наверх в спальню и принялась наливать горячую воду в грелки. Чувствуя, что умираю, я забрался под одеяло, прижал к груди грелку, положил ноги на другую, а кровать ходила ходуном – так меня трясло. Хелен накрыла меня еще одним пуховым одеялом и оставила моей судьбе. Мы оба знали, что будет дальше. И все пошло по заведенному порядку. Озноб проходил, я согревался, на душе становилось легче, затем по всему телу разлился благодатный жар, и я погрузился в восхитительную томность и умиротворенность – все заботы куда-то исчезли. Райское блаженство! Я был не прочь, чтобы оно длилось вечно. Но жар все рос, становился огненным, и я почувствовал себя даже еще лучше: томность исчезла, я был сильным, могучим, глупо и буйно счастливым.

На этой стадии я обычно протягивал пылающую руку за термометром на тумбочке и засовывал его под мышку. А! Сорок один, как я и думал. Я блаженно усмехнулся. Все было отлично, дальше некуда.

Радость жизни переполняла меня, и я заговорил вслух, обсудил с собой ряд интересных дел, но мое великолепное настроение требовало более действенного выхода. Как тут было не запеть? «В зеленеющем уборе роща по весне была, в росный час мне Анни Лори клятву верности дала», – загремел я, и никогда еще мой голос не был таким звучным и мелодичным.

Из-за двери донеслось «хи-хи», а затем шепот Джимми: «Во как!» – и приглушенный смех Рози. Уже явились, пострелята! Но какого черта? «Клятву верности дала, чтоб ее хранить до гроба!» Я бесстрашно взял высочайшую ноту, игнорируя «хи-хи» и «ха-ха» за дверью.

Потом еще побеседовал с собой, от души соглашаясь с каждым своим утверждением, а потом решил исполнить «Прекрасную Розу из Трейли» в манере Джона Маккормака и набрал в грудь побольше воздуха.

– Над зелеными горами бледная луна плыла-а!

– Ха-ха-ха! – закатились мои дети, и тут раздался звонок в прихожей, по лестнице взбежали шаги, и в дверь постучали. В щель всунулась физиономия Джимми.

– Привет, пап! – Он весь сморщился от старания сдержать смех. – Миссис Федерстон привела свою собаку. Она говорит, что это неотложно, а мама куда-то вышла.

– Все в порядке, старина! – Я спустил ноги с кровати. – Сейчас приду.

– А тебе можно? – Глаза моего сына полезли на лоб.

– Еще как! Раз-два, и я там. Проводи ее в смотровую.

Снова испуганно на меня посмотрев, Джимми притворил дверь и умчался.

Я натянул брюки и рубашку. Кровь гремела у меня в ушах, лицо горело. Обычно одно упоминание имени миссис Федерстон ввергало меня в панику. Богатая, пожилая, очень властная, она годы и годы допекала меня воображаемыми недугами своего пуделька Ролло.