В бой идут... - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Нестеров cтр.№ 42

— Они же наверняка у огра в клане себе «кротов» навербовали, да и он, думаю, не отстает. Всех людей не проверишь, а золотой ключик открывает любые замки. А если знают, что договариваться с нами не о чем — так чего время зря терять?

Наше боевое звено качалось как подорванное. «Три танкиста» перешли на 12-уровневых мобов, никого сильнее на нашем участке просто не было. На третий день Андрюшка наконец-то выбил 10 уровень, а на четвертый спалился Митрич.

Выяснилось, что неуемный дед, выбив пятый уровень, начал, как он выразился, «индивидуальную подготовку». Каждый вечер, вместо того, чтобы идти спать, он тайком возвращался в капсулу, брал Тортика и ночами гасил семиуровневых мобов, благо, их локация была неподалеку от нашего дома. Спалил его охранник нашей богадельни, когда капитан, которого от усталости и недосыпа кидало от стенки к стенке, уже под утро брел к себе в комнату.

Господи, как же орала на него Семеновна! Такого перечня синонимов словосочетания «старый дурак» я не слышал никогда, и наверняка больше не услышу. Митрич сначала пытался спорить, но между этими сыплющимися блоками из матерных слов невозможно было просунуть и лезвия ножа. Поэтому мы втроем просто смиренно ожидали, когда утихнет буря.

Наконец, после слов «… а шдохнешь — штопки на твоих поминках не приму, хлеба крошки не шьем!!! Так и знай, штручек шкрюшенный!» разошедшаяся врачиха остановилась перевести дух. Эстафету подхватила Сергеевна.

— Сережа, ну правда, — мягко сказала она, — ну чем ты думал? Через три дня защита падает, нам послезавтра в данж идти. А если бы с тобой что-то случилось? Ну мало ли — сердце схватило, инсульт, да все что угодно. Тебе ведь не двадцать лет, и даже не пятьдесят. Ну разве можно устраивать себе такие нагрузки? Бог с ним, что игра бы псу под хвост пошла, не о том речь, но о нас ты подумал? Что же ты себя не бережешь?

К моему удивлению, Митрич не стал ни оправдываться, ни орать, а просто тихо и очень серьезно спросил:

— А для чего беречь, Свет? Ладно, перед данжем действительно не надо было, согласен, виноват, не подумал. Но вообще — для чего мне себя беречь? Для маразма? Для утки? Зачем мне это догнивание?

Он махнул рукой, и продолжил:

— Я себя контролировать привык, без этого помер бы тысячу раз. А когда понял, что подсел на игрушку хуже, чем алкаш на водку — даже испугался немного. Долго тогда думал — неужели совсем в детство впал, и на старости лет игрушка для меня смыслом жизни стала. Хуже подростка, которого от компьютера не оторвешь. Надо бы как-то себя ограничивать, что ли. А потом вдруг подумал — да какого черта? От чего ограничивать, и для чего ограничивать? Что у нас здесь, в реальности, есть? Доживание? Соседи-маразматики?

А там — вот там-то, как ни странно, жизнь настоящая. Там от меня что-то зависит, там мне чего-то добиваться надо, упираться как в молодости — до упора. Там на мне ответственность за людей, там от меня польза есть. Так лучше уж я там помру, в настоящей жизни, чем здесь годами слюни пускать. Помните — в школе «Песню о соколе» учили? Ладно, что говорить, сами вы все понимаете, потому что такие же, как я. Понимаете, просто себе не признаетесь.

Я подсел к нему и приобнял его за плечо.

— Брось, Серега. Мы же не потому, что ты плохой, а мы хорошие. Мы просто за тебя очень испугались. Ты прав, для нас сейчас настоящая жизнь — там. Потому и испугались, что никак нам сейчас без тебя нельзя. Нам еще подвиги совершать, и невозможное делать реальным. Ты, главное, не дергайся. Помнишь, у Визбора?

И я негромко запел, отчаянно сожалея, что нет гитары:

Когда я допел, зависла неловкая пауза. Чтобы разрядить обстановку, я спросил:

— Ты лучше скажи, чего вообще на износ вдруг рванул? Чего-то конкретного добиться хотел или просто так?

— Шестой уровень хотел выбить до данжа, — глухо пояснил Митрич. — У Тортика на шестом «глухая защита» появляется. Он просто втягивает голову и лапы в панцирь, и весь входящий урон наполовину режется. Очень нужная штука.

— Ну и как — выбьешь?

— Теперь выбью. Я ведь не идиот, я все посчитал — потому и задержался в ту ночь. Ночами сидеть больше не надо, я бы как раз за оставшиеся дни и докачался спокойно, и восстановиться успел. Не спалили бы меня — вы и не узнали бы ничего.

— Вот и качайся теперь шпокойно, математик, блин, — подключилась к разговору Семеновна. — Тебе вооще щитать положено тока до двух, на «первый-второй». Напугал всех, чертяка в фурашке.

Оставшиеся дни прошли штатно. В последний вечер, будто нарочно, из медведя, на котором Митрич получил шестой уровень, выпал лут. Это была сумка на сто ячеек с прямым подключением к аукциону. Семеновна, малость обалдев, пояснила, что стоит она безумные деньги. Митрич ликовал, и уверял всех, что это знак свыше.

На следующее утро мы вошли в игру в шесть утра. До падения защиты оставалось двадцать часов. Семеновна прошлась по опустевшему дому, проверить, не забыли ли чего — возвращаться мы не собирались. Потом мы выставили на продажу мой утренний улов, и Андрюшка отключил аукционные функции на камне возрождения — теперь весь непроданный лут и купленные вещи будут падать сразу в новую сумку. «Сын полка», в отличие от стильного Митрича, выглядел очень забавно — настолько разномастными были вещи, выкупленные ему на 10 уровень с бора по сосенке.

Мы встали у крыльца, и посмотрели на дом, в котором прожили месяц. Семеновна украдкой промокнула глаза.

— Ну что, пошли, что ли? — просто сказал Митрич.

И мы пошли.

Данж и впрямь оказался недалеко — минут через десять мы стояли перед небольшим холмом, у которого с одной стороны как будто огромным ножом была срезана «горбушка». На срезанном боку переливалась малиновыми нитями овальная мембрана высотой с человеческий рост.

— Отзывай Сивку, он туда не пройдет, — принялся командовать Митрич. — А телегу здесь придется бросить, будем надеяться, не сопрут, пока нас не будет. Или, Мить, может, останешься, посторожишь? Тебе все равно там делать вроде как нечего.

В ответ я лишь выразительно посмотрел на него, а Семеновна хмыкнула.

— Чтобы когда захватчики к данжу прибегут, им было бы на ком злобу сорвать? Ты хоть иногда своей верхней конечностью думай, валенок.