Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Никонов cтр.№ 62

Гучков 11 марта отправился в Псков, в штаб Северного фронта. На совещаниях большинство генералов требовало решительных мер против Петросовета и солдатских комитетов. Гучков отбивался, говоря о невозможности идти против течения и о слабости правительства, обещая навести порядок по мере укрепления власти ^[539]. Но по возвращении в столицу Гучков поделился самыми благоприятными впечатлениями: «Всюду царит полный порядок и дисциплина. Войска всюду восторженно приветствовали нового министра и выражали полную готовность служить Временному правительству» ^[540].

Затем Гучков — с коллегами — отправился в Ставку. «Поезд подошел, — вспоминал Лукомский. Генерал Алексеев пошел в министерский вагон. Прошло минут десять, и по очереди стали появляться члены нового правительства и, рекомендуясь (я — такой-то, министр юстиции), обращались к толпе с речью. Это было непривычно и просто смешно. Кто-то из стоявших рядом со мной сказал: «Совсем как выход на сцену царей в оперетке» ^[541]. Очевидно, что и Ставка не произвела на правительство благоприятного впечатления: ее воспринимали как осколок старого режима и гнездо потенциальной реакции.

Сразу же по возвращении из Могилева Гучков заявил, что намерен бороться с фаворитизмом и продвигать талант. Комиссия Поливанова продолжала фонтанировать инициативами. «Последующие заседания комиссии переносятся в готическую столовую, и комиссия все разрастается и разрастается, — рассказывал Половцов. — К генеральскому концу прибавляются всякие судебные чины и господа из Главного штаба и Главного управления Генерального штаба… Ряды младотурок тоже расширяются, — прибавляются Балабин, Верховский, Лебедев… Выделяется подкомиссия для выработки различных уставов и положений. Одним из первых проходит «положение о войсковых комитетах». На фронте нас ругают за чрезмерный либерализм, а в Совете — за чрезмерный консерватизм. Никому не угодишь!» ^[542] Керенский обратит внимание на то, что в уступках Совету «Поливанов шел гораздо дальше военного министра» ^[543].

Движение в сторону демократизации армии продолжалось. Одним из главных ее проповедников выступает шурин Керенского полковник Григорий Андрианович Якубович. «По его наущению приглашаются к нам представители Совета. Для их вразумления привлекаем английского военного агента Нокса, который читает им выдержки из английского дисциплинарного устава. Но на них это не действует; они, снисходительно улыбаясь, смотрят на этого отсталого представителя буржуазного строя. Когда к двум партиям, генеральской и полковничьей, прибавляется солдатская, Поливановская комиссия окончательно превращается в бездельную говорильню» ^[544].

Комиссия с подачи Гучкова решила взяться за высший командный состав, операция, получившая в армейской среде название «избиение младенцев». 19 марта Гучков направил Алексееву письмо, где доказывал наличие на высоких должностях в армии лиц, совершенно не подготовленных к командованию, но выдвинувшихся по принципу родства, протекции, «всяких личных и корыстных побуждений». 22 марта аналогичные письма военный министр отправил командующим фронтами, армиями и корпусами. Всем им было предложено дать характеристики подчиненным командирам ^[545].

Генерал Краснов писал, что «новые правители стремились омолодить армию, выбить из нее старый режим и контрреволюцию и посадить людей, сочувствующих революции, новым порядкам. Но свелось это к тому, что стройная, может быть, не всегда правильная и справедливая, но все-таки система назначений по кандидатскому списку, строго продуманному, после самого серьезного и тщательного рассмотрения аттестаций, составленных целым рядом начальников, сменилась чисто случайными назначениями и самым неприличным протекционизмом. Всюду вылезали вперед самые злокачественные ловчилы, которые тянули за собой других таких же, и грязь, муть поднимались со дна армии» ^[546].

После визита Гучкова в Ставку, писал генерал Петр Константинович Кондзеровский, началась «в полном смысле слова чехарда. Перемены были массовые, так что почти ни один начальник дивизии не оставался на своем посту; весь командный состав был переменен, все переезжали с одной должности на другую или были выброшены по «непригодности», и все это незадолго до готовившегося большого весеннего наступления» ^[547]. Это делалось не под давлением Совета. Это была реализация того, о чем Гучков неоднократно под аплодисменты заявлял в Думе и до начала войны, и после. Гучков подтвердит:

— В военном ведомстве давно свили себе гнездо злые силы — протекционизма и угодничества. С трибуны Государственной думы я еще задолго до войны указывал, что нас ждут неудачи, если мы не примем героических мер для изменения нашего командного состава… Нашей очередной задачей (с началом революции) было дать дорогу талантам ^[548].

Алексеев писал: «Рука великого реформатора» армии Гучкова вымела из наших рядов в наиболее острую и критическую минуту около 120 генералов на основании более чем сомнительных аттестаций анонимных «талантливых полковников и подполковников». «Реформатор» мечтал освежить командный состав и вызвать «небывалый подъем духа в армии». Последнего не случилось, к несчастью, а вреда сделано немало» ^[549]. Впрочем, трудно оценить полководческие дарования новых назначенцев, поскольку им пришлось не руководить боевыми действиями, а наблюдать развал армии. «Массовые увольнения начальников окончательно подорвали веру в командный состав и дали внешнее оправдание комитетскому и солдатскому произволу и насилию над отдельными представителями командования».

Всего Гучков успел уволить трех из пяти главнокомандующих фронтами, 7 из 14 командующих армиями, 39 из 77 командиров корпусов, многие были перемещены на другие должности. Кроме того, многие военачальники поспешили сами покинуть службу, не дожидаясь «избиения». Итоги Деникин опишет Керенскому: «В конечном результате старшие начальники разделились на три категории: одни, невзирая на тяжкие условия жизни и службы, скрепя сердце, до конца дней своих исполняют честно свой долг; другие опустили руки и поплыли по течению; а третьи неистово машут красным флагами и по привычке, унаследованной со времен татарского ига, ползают на брюхе перед новыми богами революции так же, как ползали перед царями» ^[550].