Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Никонов cтр.№ 43

О Государственном совете, который воспринимался как один из символов старого режима, сразу почти забыли. В дни Февральской революции даже собирать его было некому: председатель верхней палаты Иван Григорьевич Щегловитов был посажен Керенским в Петропавловскую крепость. «Мы вообще ничего не знали друг о друге, — вспоминал член Госсовета бывший военный министр Александр Федорович Редигер. — А о каких-либо собраниях, хотя бы частных, не было и речи». Госсовет так ни разу больше не соберется. В отличие от Государственной думы, он даже не попытался играть какую-либо политическую роль. Работа департаментов Государственного совета прекратилась.

Что делать с членами Государственного совета? Среди них, подчеркивал Набоков, были «государственные люди, как Кони или Таганцев, а также ряд лиц, для которых Государственный совет был венцом долгой и безупречной службы в рядах администрации или магистратуры» ^[358]. Отдельные члены верхней палаты — преимущественно из левой группы и фракции центра — получили второстепенные государственные должности: Давид Давидович Гримм — бывший ректор Санкт-Петербургского университета — стал товарищем министра народного просвещения, поэт Михаил Александрович Стахович — генерал-губернатором Финляндии и послом в Испании, глава Смоленского земства Вадим Платонович Энгельгардт — председательствующим в Особом совещании по беженцам. Николая Степановича Таганцева, Анатолия Федоровича Кони позднее сделают сенаторами.

Пятого мая по устному предложению Керенского должности членов Государственного совета были упразднены, а занимавшие их лица, не получившие нового назначения, были уволены за штат с сохранением за ними жалованья в течение года. Члены Госсовета по выборам до сентября продолжали заседать в Особых совещаниях. Выборная часть Госсовета будет распущена в октябре 1917 года — одновременно с Госдумой. Окончательно Государственный совет упразднят уже декретом ленинского Совнаркома 14 декабря 1917 года ^[359].

С Государственной думой, которая была основной «крышей» Февральского переворота, было немного сложнее. Идею созыва Думы разделял Гучков, полагавший, что Временное правительство оказалось висящим в воздухе и единственным способом укрепления его легитимности было бы его опора на учреждение, имевшее «санкцию народного избрания». Шингарев, поддержанный другими министрами, возражал: «Вы предлагаете созвать Думу, потому что недостаточно знаете ее состав. Если бы надо было отслужить молебен или панихиду, то для этого ее можно было бы созвать, но на законодательную работу она не способна» ^[360]. Члены Временного правительства были уверены, что они — то лучшее, что было в Госдуме. Возможно, они были правы. И они уже желали пользоваться всей полнотой власти, не деля ее ни с кем из прошлого.

Яков Васильевич Глинка, многолетний руководитель канцелярии Думы, был поражен этим обстоятельством: «На первом же заседании Совета министров, на котором мне пришлось присутствовать, меня поразило то, что первым был поставлен вопрос об уничтожении Государственной думы как учреждения, то есть сами вырвали у себя из-под ног фундамент, на который могли опираться. Они сами себя назначали, сами себя увольняли» ^[361].

Действительно, уже на заседании 3 марта «министр-председатель возбудил вопрос о необходимости точно определить объем власти, которой должно пользоваться Временное правительство до установления Учредительным собранием формы правления и Основных законов Российского государства, равным образом как и о взаимоотношениях Временного правительства к Временному комитету Государственной думы. По этому вопросу высказывается мнение, что вся полнота власти, принадлежавшая монарху, должна считаться переданной не Государственной думе, а Временному правительству, что таким образом возникает вопрос о дальнейшем существовании Комитета Государственной думы, а также представляется сомнительной возможность возобновления занятий Государственной думы IV созыва» ^[362].

Дума по существу с момента революции приказала долго жить. Ломоносову «никогда не забудется фигура Родзянки, этого грузного барина и знатной персоны, когда, сохраняя величавое достоинство, но с застывшим на бледном лице выражением глубокого страдания и отчаяния, он проходил через толпы распоясанных солдат по коридорам Таврического дворца. Официально значилось — «солдаты пришли поддержать Думу в ее борьбе с правительством», а фактически — Дума оказалась упраздненной с первых же дней. И то же выражение было на лицах всех членов Временного комитета Думы и тех кругов, которые стояли около них. Говорят, представители Прогрессивного блока плакали по домам в истерике от бессильного отчаяния» ^[363].

При этом ВКГД формально не прекращал своего существования до сентября 1917 года, когда влился в Предпарламент. Всю первую декаду марта шли совместные заседания ВКГД, правительства и Совета. Имелся своеобразный механизм думского контроля: «Министры Временного правительства приглашались на заседания ВКГД и частные совещания членов Думы. В министерствах и главных управлениях оставались комиссары ВКГД, которые получили от Временного правительства права товарищей министров. Думцы занимали должности губернских, областных и уездных комиссаров, имея двойное подчинение от ВКГД и Временного правительства. Широкое распространение получили комиссары Думы на фронте и в провинции» ^[364].

Станкевич отражал мнения, полагаю, абсолютного большинства советских лидеров: «Временный комитет Думы имел слишком законченную и определенную идеологию, стремился к слишком отчетливой и напоминающей старую организацию власти, чтобы вместить в себя бурный наплыв революционной стихии, чтобы долго находиться на его гребне. Напрасно он оказывал революции громадные услуги, покорив ей сразу весь фронт и все офицерство. Он сам немедленно не сметался даже, а просто затапливался стихией, забывался. Ведь даже в Таврическом дворце он был сравнительно малозаметным» ^[365].