Книга Ветра и Крови - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Котов cтр.№ 54

Птицеголовый проскользнул в коридор, ведущий в кабинет, и я логически предположил, что он наверняка направится сюда. Идеальное место, чтобы получить нужную информацию: подглядеть черновики и планы, докладные записки. А то и заменить какие-то критически важные документы.

Я не собирался ему мешать. Куда важнее было понять, что именно они будут пытаться изменить. План был такой: убедиться, что пришелец на месте, проследить его действия. Проанализировать. При необходимости — поменять в соответствии с нашими интересами.

Однако кабинет был удручающе пустым. Это значит, я ошибся, и пришелец направлялся куда-то ещё.

Я подавил разочарованный вздох и направился к выходу, но тут в коридоре зажегся яркий электрический свет. Пришлось зажмуриться, пока оптический прибор адаптировался к новым условиям освещения. А когда я снова открыл глаза — в дверях кабинета уже стоял сам адмирал.

К сожалению, я не слишком увлекался морской историей. Смутно помнил, что он, участвовал в обороне Порт-Артура, и вообще был довольно знаменит. Но чем именно — сейчас, увы, я этого сказать не мог. Его внешность была мне знакома, хотя бы по школьному учебнику истории. Однако сходство с парадными портретами было довольно отдалённым. То есть, узнать его, конечно, можно было: тот же высокий лоб, умные глаза и окладистая борода. Но сейчас эти глаза были красными от недосыпа, борода растрепалась и была похожа на какую-то растрёпанную мочалку. Было видно, что в последние дни адмиралу приходилось несладко: каждая глубокая морщинка на лице, каждое движение и шаг выдавали сильное напряжение, в котором ему приходилось жить.

Я замер в двух шагах от двери, боясь пошевелиться. Ещё не хватало, чтобы весь гарнизон подняли по тревоге, стараясь поймать лазутчика. Адмирал не смог бы меня увидеть — но такие люди, как он, полагаются не только на зрение.

Он вошёл в кабинет. Уверенным движением протянул руку и щёлкнул выключателем. Загорелись электрические лампочки. Свет от них был резким, жёлтым и вообще каким-то неприятным.

Адмирал огляделся, тяжело вздохнул и направился к своему столу. Грузно опустившись на кресло, он пошарился в ящике стола, достал лист бумаги и перьевую ручку с чернильницей.

Поначалу я продолжал стоять неслышимым столбом. Но потом любопытство пересилило, и я начал подбираться мелкими шагами поближе, неслышно ступая по паркетному полу. К счастью, паркет был новым и не скрипел.

Подбираясь всё ближе, я боролся сам с собой. С одной стороны, было нехорошо подглядывать: вдруг там что-то личное? С другой я подумал: «А вдруг там что-то важное? Стратегическое? Нечто, что может указать на замысел птицеобразных?» После чего сделал очередной короткий шаг.

Когда я подобрался достаточно близко, чтобы разобрать почерк, письмо было почти написано. Читать было немного непривычно: текст изобиловал ятями и прочими вещами, давно забытыми в современной орфографии. Но восприятию смысла это не мешала. Письмо действительно оказалось личным, и я даже хотел бросить читать, разобрав первые строки. Но взгляд сам собой скользнул ниже. В письме было написано:

«Дорогой мой сыночек! Это мое первое письмо, посланное именно тебе, а не в отрывках в письмах к маме, как бывало ранее. Ты уже подросток, почти юноша. Но я обращаюсь к тебе с другого конца России как уже к взрослому мужчине. Письмо посылаю своему старому другу в Кронштадт. Он найдет способ передать его тебе в руки. Тут идет жестокая война, очень опасная для Родины, хотя и за пределами ее границ. Русский флот, ты знаешь, творил и не такие чудеса, но я чувствую, о чем ты пока никому не скажешь, что нам, и мне в том числе, словно бы что-то мешает — не адмирал Того, нет, а как бы сбоку подталкивают, как бы подкрадываются сзади.

Кто? Не знаю! Душа моя в смятенье, чего я никогда не испытывал. Начинаю уже чего-то улавливать, но смутно пока. Вот Верещагин Василий Васильевич что-то пытается объяснить, но сбивчиво, как все художники и поэты… Вот такое у меня настроение, сынок. Но знаешь об этом пока ты один. Молчи, как положено мужчине, но запомни».

У меня во рту пересохло. Что это? Интуиция очень проницательного человека? Или нечто большее? Могло ли так быть, что адмирал знал о том, что происходит? Теоретически, если бы он был членом одной из основанных спецназовцами организаций, какого-нибудь братства, он мог бы получить доступ к информации, из которой можно было бы сделать некоторые выводы применительно к данной конкретной ситуации… но он не был. У мы-то с Гайей это знали точно.

Как никогда в жизни я жалел в этот момент, что так плохо учил историю. Что случилось с адмиралом? Погиб ли он? В письме — явное предчувствие чего-то очень нехорошего, но как было в жизни? Смутно я припоминал что-то такое, но сейчас очень надо было знать наверняка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Гайя, — мысленно позвал я; благодаря комбинезону мы могли свободно общаться даже внутри здания, свободного от мицелия, — ты можешь помочь мне с памятью? Нужно достать сведения, которые я не могу вспомнить сознательно…»

«Он погибнет, Гриша, — отозвался голос в моей голове, обдав грустью, — в твоей реальности это произошло. Точнее сведений у тебя нет, но это произошло на этой войне. В твоём учебнике стояла дата смерти. Это завтра».

«Может быть так, что это именно та точка, на которую давят птицеобразные? — спросил я, — что именно это мы должны поменять?»

«В таком случае, нам это не удалось, — ответила Гайя, — иначе в твоей памяти было бы другое».

«Ты ведь сама говорила, что память может меняться тогда, когда мы это не осознаём».

«Возможно. В таком случае нами до сих пор не сделано действия, которое могло бы это изменить. Но Гриша… есть один момент, который очень меня беспокоит», — ответила Гайя, почему-то смущаясь.

«Какой?» — автоматически переспросил я.

«Ты отправился в прошлое в том мире, который ты помнишь, — ответила Гайя, — и там адмирал точно погиб. Он слишком большая величина, которая вызовет слишком значительные изменения. Понимаешь?»

«Но мы уже изменили историю Наполеоновских войн! — возразил я, — куда значительнее!»

«Мы не можем знать этого наверняка, — возразила Гайя, — что было бы, если бы мы не активировали тюрвинг. Возможно, он бы начал проигрывать, так сказать, естественным путём. И в итоге исторический расклад бы не изменился».