И это при том, что именно Молотов курировал тогда информационную работу всех наших разведок!
...Таким-то вот образом Елисей Синицын чуть было не разбился вдребезги на скользком паркете.
А то, что Павел Михайлович был раздражён и взволнован, — так это по-человечески вполне понятно. Кому нравится нарываться на неприятности? Тем более что он, очевидно, был проинформирован о тех «тонкостях», о которых мы сейчас рассказали. Но заметим, что, несмотря на всё своё раздражение, Фитин вёл себя вполне достойно — не стал, как поступили бы некоторые на его месте, «топить» подчинённого при Берии, не выказал ему и каких-то обид и потом, в личном разговоре. А то, что «нравоучительно сказал», так не те времена были, когда, выйдя из кабинета начальника, можно было усмехнуться и, подмигивая товарищу, заявить: «Да шёл бы этот чудак со своими указаниями...»
Но в тот же самый день, когда Лаврентий Павлович весьма доходчиво объяснил резиденту Синицыну, кто он есть такой, — он сам же лично повёз его к товарищу Сталину, в кабинете которого проходило заседание Политбюро. Нет сомнения, что перед тем, как Елисей был приглашён в кабинет вождя, товарищ Берия дал ему в этом кабинете самую лестную положительную характеристику... Затем резидент выступил с подробным докладом и ответил на многочисленные вопросы.
Фитина на это заседание не приглашали, хотя, в чём нет сомнений, это было бы весьма полезно в интересах дела...
* * *
Война с Финляндией, начавшаяся 30 ноября 1939 года, завершилась 13 марта 1940 года.
«12 марта 1940 г. между СССР и Финляндией был заключён мирный договор... В соответствии с договором граница севернее Ленинграда отодвигалась за линию Выборг, Сортавала. Карельский перешеек, ряд островов в Финском заливе, небольшая территория с городом Куолоярви и часть полуостровов Рыбачий и Средний отошли к СССР. Советскому Союзу предоставлялся в аренду на 30 лет полуостров Ханко с правом создания на нём военно-морской базы, которая прикрывала бы вход в Финский залив, то есть морские подступы к Ленинграду. <...>
После урегулирования конфликта с Финляндией Советский Союз улучшил своё стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, незамерзающего Мурманского порта и Мурманской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для действий Балтийского и Северного флотов. Урегулирование спорных вопросов открывало благоприятные перспективы для развития советско-финляндских отношений в духе добрососедства и делового сотрудничества»
[192].
В принципе, рассказывать об этой войне, применительно к судьбе нашего героя, больше нечего. Разве что сообщить: отслеживать, в каком духе развиваются теперь советско-финляндские отношения, продолжал вновь прибывший в город Хельсинки резидент Синицын. Ясно ведь, что «налаживание добрососедских отношений» после ожесточённой войны, в результате которой одна из сторон реально подверглась национальному унижению, — вопрос весьма и весьма непростой. И всё же на данный момент было ясно, что такой источник опасности, как Финляндия, также снимается с повестки дня...
Вместе с Синицыным в Финляндию отправились и несколько очень молодых и совершенно неопытных разведчиков, из которых лишь один свободно говорил по-фински, тогда как прочие вообще не знали языка. Инструктируя резидента, нарком Берия распорядился: «Всем приступить к изучению языка. Если через год не выучите, буду наказывать!»
Как мог наказать Лаврентий Павлович, было известно.
Напутствуя своего друга, Павел Фитин сказал:
«“Мы рассчитывали, что поскольку ты окончил школу нелегалов, где вас весьма основательно обучали, то должен по ходу работы обучать молодых сотрудников их профессии разведчика. Перед Берией вы будете отчитываться за изучение финского языка, а у меня будешь отчитываться за обучение разведчиков разведывательной практике и успехи в их агентурной работе”.
Я ответил ему, встав по стойке “смирно”:
— Всё усвоил.
После такой короткой инструкции мы дружески обнялись, пожелав друг другу успехов, и я пошёл домой, готовиться к отъезду в Хельсинки»
[193].
Честно говоря, всё это здорово напоминает «ланкастерские школы» взаимного обучения, бытовавшие в русской армии в начале XIX столетия (их создавали по европейскому образцу). Преподаватель обучал самых способных и смышлёных нижних чинов, а те передавали свои навыки сослуживцам. Вот так и здесь: полгода поучился, съездил в две недолгие командировки — и уже можешь обучать молодых сотрудников искусству разведки. Обойдёмся без комментариев!
...Пожалуй, к теме так называемой «Зимней войны» относится и приводимый ниже фрагмент из воспоминаний Павла Михайловича:
«Принимая во внимание заслуги чекистов-разведчиков в добывании ценной и нужной для Советского государства информации, Президиум Верховного Совета СССР в мае 1940 года наградил работников внешнеполитической разведки орденами и медалями. Высокой правительственной награды был удостоен и я, как начальник Первого управления НКГБ СССР»
[194].
(Тут Фитин за давностью лет несколько ошибается во времени — ни Первого управления, ни НКГБ СССР тогда ещё не было.)
А награждён Павел Михайлович был орденом Красного Знамени — второй тогда по значимости советской наградой, после ордена Ленина.
И ещё: на следующий день после окончания Финской войны — 14 марта 1940 года Фитину было присвоено специальное звание старшего майора государственной безопасности, что соответствовало генерал-майору РККА.
Определённо, работой внешней разведки руководство страны было довольно.
* * *
Почти одновременно с Фитиным — 14 апреля 1939 года, ровно за месяц до его назначения, — начальником Разведуправления РККА (официально оно именовалось 5-м Управлением РККА) и заместителем наркома обороны СССР был поставлен комдив Иван Иосифович Проскуров, кстати — ровесник Павла Михайловича, родившийся, как и он, в 1907 году, но только в феврале. Это был боевой лётчик, недавно ещё он воевал с фашистами в Испании, где командовал бомбардировочной эскадрильей, был удостоен звания Героя Советского Союза и награждён тремя орденами. Однако, так же как и Фитин, к разведке Проскуров ранее никогда никакого отношения не имел.
Надеемся, что читатель поверит нам на слово, что в военной разведке во многом были точно такие же проблемы, как и во внешней. Рассказывать о том — не наша тема, хотя мы уже упомянули и расстрелянного заместителя начальника РУ корпусного комиссара Артузова, и бежавшего на Запад резидента Вальтера Кривицкого. Можем добавить, что четыре непосредственных предшественника Проскурова на посту начальника военной разведки были расстреляны (он сам окажется пятым — и последним; очень его жалко, хороший мужик был!).