Азовское море освободилось ото льда, катер перевели в Приморско-Ахтарск, откуда он, в составе отряда кораблей канонерской лодки, двух торпедных катеров, бронекатера и катерного тральщика, совершил налет на порт Мариуполь. Торпедная атака сорвалась, северный вход в порт оказался перегорожен противолодочной и противоторпедной сетью. ТКА-2 выпустил обе торпеды через открытый мелководный южный вход, но обе они взорвались, не дойдя до цели: переброшенного из Германии парома типа «Зибель». Под водой находилось какое-то препятствие, скорее всего потопленное судно. Второй катер звена: СМ-4, пустить торпеды не смог: одна из них затонула, вторая не сошла с аппарата. Конфуз вышел знатный! Так что отдувались за всех два артиллерийских корабля: канонерская лодка типа «Ростов-Дон» и бронекатер. Канлодки выглядели вот так:
Это были грунтоотвозные шаланды, на которые установили по два 100- или 130-мм полубашенных орудия, несколько зенитных «сорокапяток» и зенитных ДШК. Эдакие «самотопы», но из этого рейда все корабли возвратились в Приморско-Ахтарск, не имея даже повреждений. Так как лейтенант все-таки пустил торпеды, и два взрыва зафиксировали все, то Горшков подал наградные на еще один орден Красной Звезды, по совокупности за все проведенные выходы на задания.
– Если бы СМ-4 отстрелялся, «Знамя» бы дал, а так, за своим катером следишь, а все звено без глаза хозяйского осталось.
Что самое удивительное: боевая эффективность этих канонерок была высокая! Что на Ладоге, что на Азовском море. Некоторым из них повезло остаться на плаву до конца войны.
Но катастрофа назревала: во время весеннего «наступления» была разбита 22-я танковая дивизия немцев, но победа оказалась пирровой: практически все танки Крымского фронта были выведены из строя, в том числе все тяжелые. КВ-3 доставить через Керченский пролив не смогли, порты в Камыш-Буруне и Керчи не имели кранов достаточной грузоподъемности. Двадцать один КВ-1, доставленных в январе через порт Феодосии, так и остались единственным тяжелым танковым полком. К тому же его разукомплектовали, придав по семь танков трем бригадам на легких танках. Весной, когда танки начали вязнуть, практически одновременно, с 6 по 15 марта 1942 года вышли из строя последние семнадцать КВ фронта. Погорели фрикционы. Ремонт оказался не по силам в условиях распутья. Танки пришлось подорвать, часть из них была превращена в неподвижные огневые точки, которые расстреляли немцы, у которых тяжелых орудий было в избытке. Через два дня после успеха под Мариуполем лейтенант узнал, что немцы начали массированную воздушную атаку в Крыму на Ак-Монайском направлении. Опять весь сжался в предчувствии большой беды. Судя по реву начальников в штабах, дела на фронте идут совсем паршиво. Его катер вернули в Анапу и вновь начали гонять в Севастополь. Дело было в том, что во время еще второго штурма Севастополя штаб флота был эвакуирован из города загодя, и его командующий тогда дал оценку, что город и военно-морская база не продержится и трех дней. После проведения Керченско-Феодосийской операции специальный приказ Верховного заставил Октябрьского вернуть штаб флота в Севастополь. А Азовская флотилия входила в состав Черноморского флота и оперативно подчинялась Октябрьскому, а заодно Козлову и командующим трех и даже четырех армий фронта. Можете себе представить, сколько команд одновременно сваливалось в штаб флотилии. Да еще и Миус-фронт требовал себе поддержки. А «флотилия» имела в своем составе в основном переоборудованные суда морского, рыбного и технического флота, с восьмиузловым парадным ходом.
Радиостанцию в Севастополе регулярно бомбили и обстреливали, вот и приходилось возить на согласование бумажки, мотаясь туда-сюда из Анапы и обратно. Но прорываться становилось каждый раз сложнее и сложнее. Немцы и итальянцы перебросили сюда, в крымские порты Ак-Мечеть, Евпаторию и Ялту 19 торпедных, 30 сторожевых и 8 противолодочных катеров, 6 итальянских сверхмалых подводных лодок. Проскочить в одиночку мимо такого заслона с каждым днем становилось все сложнее и сложнее.
Несмотря на подавляющее превосходство советского флота в акватории обоих морей, командование флота не решалось поставить жирную точку на потугах гитлеровцев блокировать Севастополь. Ссылались на недостаток авиации и слабую ПВО кораблей флота. Но, говоря откровенно, неудачи на Крымском фронте поставили жирный крест в мозгах командования на судьбе СОР, Севастопольского оборонительного района.
Глава 32
Прибалтийский фронт, Псков – Москва,
28 апреля – 1 мая 1942 года
В небольшой деревеньке Атаки на тот момент оставалось целыми 14 домов. Деревушке повезло, несмотря на то что через нее проходило «шоссе», ведущее к крупному мосту через Великую у Филатовой Горы. Четыре каменные опоры моста были взорваны в сорок первом, а немцы на Литовском броде сразу повернули на Череху и Псков. Мосты здесь никто не восстанавливал. Немцы первое время пользовались дорогой вдоль Великой на станцию Череха, а затем подошли по Ленинградскому шоссе из Острова. И в массовом количестве появились здесь только в марте 42-го года. Второй мотострелковый полк взял деревню ночью и без боя, просочившись буквально в тыл противника после взятия Черехи. Задачей ударной группы было выйти к переправе через Великую. Немцы готовили позиции на Многе, это чуть дальше от Великой, за Ленинградским шоссе. Шоссе и железная дорога плюс довольно ровное место считалось ими как танкоопасное, и они готовились нас там встретить: на выходе из леса и на переправе через Многу. Там активно шумело несколько наших рот. Основные силы полка форсировали Многу у Барбашей, возле южного полигона, места-то родные для многих командиров в полку. И ударили немцам во фланг, быстро заняв эти места. На тот берег Великой полк не пошел, эту задачу давно сняли, но остался контролировать брод и танкоопасное направление между Подборовьем и городом Остров. Штаб полка расположился в этой деревне. За ней горушка, с нее дальше достает радиостанция. Бои еще шли маневренные, снег только начал таять.
Сейчас – благодать! Около 10 градусов тепла, начинает припекать на солнышке. Все ждут, когда земля просохнет. Василий упорно ухаживает за какой-то девицей в деревне. Чем бы дитя не тешилось! В момент очередного свидания с ней, когда казалось, что «вот-вот оборона рухнет», раздается голос начштаба:
– Василий Иванович! Ты где? К телефону, срочно!
Оставив до этого глубоко и возбужденно задышавшую молодуху, поправив обмундирование, Василий зашагал к дому из хлева, в котором происходило свидание.
Майор Минаев, улыбаясь и понимая, что все совершенно не вовремя, приоткрыл дверь в избу:
– «Блондин» на связи, тебя требует. – У командующего бывшей 60-й, теперь Третьей Ударной, с незапамятных времен была такая кличка.
Почесав затылок и глотнув из графина холодный компот, Василий вытер губы, кашлянул и взял протянутую трубку телефона:
– 18-Тэ, слушаю.
– Где тебя черти носят? – спустя минуту раздалось в трубке.