– Вы когда-нибудь катались на верблюде? – поинтересовалась я шепотом у Крисси, когда мы обе вскарабкались на спину животного. Запах он источал просто чудовищный. Сразу же завоняло все вокруг.
– Приходилось, – ответила Крисси тоже шепотом, слегка пощекотав своим дыханием ухо. – Предупреждаю, сейчас немного потрясет.
Резким движением Гобби вдруг вскочил с земли. Я почувствовала, как Крисси крепко обхватила меня одной рукой за талию, помогая сохранить равновесие. И мы поскакали, как мне показалось, не вперед, а ввысь, к небесам. Солнце уже почти скрылось за водной гладью океана, отбрасывая продолговатые, удлиненные тени от верблюда на золотистый песок. Его длинные и тонкие ноги немного веретенообразной формы вдруг напомнили мне полотна Дали.
– Вы в порядке?
– Да, все хорошо, – ответила я.
Да уж, катание на верблюде оказалось еще тем испытанием. Такое впечатление, что Гобби решил продемонстрировать всем нам, как прытко он умеет бегать, явно вознамерившись удрать прочь от своего погонщика. Мы понеслись вскачь, дружно вскрикивая время от времени, а верблюд между тем перешел уже на легкий галоп. Наконец-то я на собственном опыте прочувствовала, как быстро умеют бегать эти животные.
– Назад! Вернись! – кричал ему Олли, бросившись за нами вдогонку. Но Гобби не обращал ни малейшего внимания на его крики. Наконец парню все же удалось как-то совладать со строптивым верблюдом и остановить его. Крисси уперлась подбородком в мое плечо и издала вздох облегчения.
– Вот это да! – воскликнула она. – Покатались так покатались! – добавила она, когда Гобби перешел на шаг и поплелся вдоль пляжа.
Заходящее солнце окрасило небосвод в розовые, пурпурные и темно-красные тона. И все это великолепие отражалось в водах океана. Мне вдруг показалось, что я плавно скольжу по какому-то огромному живописному полотну, а облака на небе похожи на капли краски на палитре.
В конце концов Гобби все же доставил нас обратно к «Сансет-Бар», возле которого довольно бесцеремонно сгрузил обеих на песок. Мы распрощались с Олли и направились по ступенькам веранды снова в бар.
– Пожалуй, самое время выпить чего-нибудь прохладительного после такого бурного приключения, – сказала Крисси и плюхнулась в изнеможении на стул. – Что будете пить?
Мы заказали по стакану апельсинового сока. Потом какое-то время просто сидели за столиком и приходили в себя.
– Так как вы все же собираетесь искать здесь свою родню? – спросила у меня Крисси после некоторого молчания. – Есть какие-то наводки?
– Пара штук имеется, – ответила я, вертя в руке соломинку от сока. – Хотя, если честно, я пока еще и сама не знаю, что с ними делать. У меня есть имя женщины, следы которой ведут сюда, в Брум. А еще – старая черно-белая фотография, на которой запечатлены двое мужчин, один постарше, другой помоложе. Но я и понятия не имею, как, каким образом все эти люди связаны со мной.
– А вы кому-нибудь из здешних уже показывали эти фотографии? Вполне возможно, кто-то опознает этих людей, – высказала свое предположение Крисси.
– Нет, пока еще никому не показывала. Вот завтра собираюсь в музей. Надеюсь, там мне помогут хоть чем-то.
– А можно мне взглянуть на эти фотографии? Ведь если эти люди из наших мест, то, вполне возможно, я тоже смогу опознать их.
– Почему бы и нет? Но, правда, фотографии я оставила у себя в номере.
– Пустяки! Я сейчас вас подброшу туда на своей технике, и мы обе изучим ваши наводки.
Мы снова вышли на улицу. В сгущающихся сумерках на все голоса запели тысячи насекомых, заполнивших собой все воздушное пространство. Отличная добыча для летучих мышей, хватающих свой ужин буквально на лету. По пустынной дороге стремительно проскочила какая-то тень. Вначале я решила, что это машина. Но вот тень замерла и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Я увидела на мордочке розовый пятачок.
– Не бойтесь, Сиси. Это опоссум, – пояснила Крисси. – Их здесь полным-полно. Между прочим, моя бабушка любит их тушить себе на ужин.
– Ничего себе, – удивилась я, пока мы пробирались по стоянке к ее раздолбанному, покрытому ржавчиной мопеду.
– Нормально переносите езду на мопеде? – поинтересовалась она у меня.
– Думаю, что после катания на верблюде поездка на мопеде покажется мне райским наслаждением, – пошутила я в ответ.
– Тогда запрыгивай на заднее сиденье, – перешла Крисси на «ты» и протянула мне старенький шлем. Я надела его на голову и уселась, обхватив Крисси обеими руками за талию.
Мопед немного повилял из стороны в сторону, а потом рванул вперед. Лицо обдало прохладным ветерком – приятная передышка, потому что наступивший вечер был таким же душным и влажным, как и накануне. Казалось, даже воздух застыл в неподвижности.
Мы затормозили прямо у входа в отель. Пока Крисси парковала свой мопед, я сбегала к себе в номер за фотографией. Когда я снова вернулась в холл, то увидела, что Крисси о чем-то мило болтает с дежурной на ресепшн.
– Вот она! – махнула я фотографией.
Мы устроились на узеньком диванчике, стоявшем прямо за стойкой, кое-как уместившись на липком покрытии из кожзаменителя. Крисси немедленно принялась изучать фотографию.
– Снимок неважный, – принялась давать я свои пояснения. – Во-первых, снимали неправильно. Видишь, солнце прямо у них за спиной? А во‐вторых, фотография – черно-белая, фиг что поймешь.
– Ты хочешь сказать, что трудно понять, какого цвета у них кожа, да? – спросила у меня Крисси. – Но, насколько я могу судить, у того, кто постарше, кожа темная, а у того, кто помоложе, светлее. – Она поднесла фотографию к настольной лампе. – Скорее всего, снимок сделан в сороковые годы прошлого века. Или в самом начале пятидесятых. Взгляни сюда. На грузовичке, что за ними, какая-то надпись. Можешь разобрать, что там написано? – Она протянула мне фотографию.
– Похоже, там написано: ‘JIRA’
– Фу-ты ну-ты! – Крисси ткнула пальцем в фигуру высокого мужчины, стоявшего перед машиной. – А я ведь, кажется, знаю этого человека.
Она даже захлебнулась от удивления и замолчала на какое-то время. Я тоже ошарашенно уставилась на нее.
– И кто же это?
– Альберт Наматжира, художник. Пожалуй, это самый известный абориген в Австралии. Он родился и работал в миссионерском представительстве в Хермансберге, в двух часах езды от города Алиса-Спрингс. Полагаешь, он приходится тебе родней?
Я почувствовала некую внутреннюю дрожь.
– Откуда я знаю? А он еще жив?
– Нет. Давно умер. Где-то в конце пятидесятых. Наматжира стал первым аборигеном в Австралии, получившим равные права с белыми. То есть он мог владеть землей, голосовать, употреблять спиртное. Он даже встречался с самой королевой Великобритании. Замечательный был художник… Просто потрясающий. У меня на стене в спальне висит репродукция его картины «Гора Хермансберг».