– Выйдет, обязательно выйдет!
– По-моему, надежды на успех действительно есть, – отвечал Диомедов сын в попытке успокоить девушку. – Как тебя зовут? – чуть помешкав, спросил он, дабы отвлечь ее от мыслей о неудаче.
– А-а… Амолия.
– Не бойся, я тебя здесь не оставлю.
– Я и не сомневаюсь.
С этими словами девушка потянулась к нему.
Вздрогнув, Мендельн, сам не понимая, почему, отвел плечо подальше от ее пальцев, моргнул и пригляделся к окутанной мраком девице внимательнее.
– А ведь я тебя знаю! – в страхе и изумлении прохрипел он. – Знаю, да еще как!
– О, разумеется, знаешь, – подтвердила девица, шагнув к нему.
Только теперь Мендельну бросилось в глаза, что мрак, скрывающий черты ее лица, противоестественно густ. Даже вблизи младший из Диомедовых сыновей, видевший в темноте лучше кошки, сумел как следует разглядеть ее лишь с немалым трудом. Как он и полагал, Амолия оказалась очень похожей на Лилию, вот только всю красоту ее непоправимо портило кое-какое разительное отличие.
Темные пятна вроде ожогов, сплошь покрывающие девичье лицо.
Впрочем, нет… нет, лицо это ей более не принадлежало. Как Мендельн почуял истину, пожалуй, сумел бы объяснить только Ратма, но… в эту минуту рядом стояла вовсе не девушка по имени Амолия.
То был дух верховного жреца, Малика, вселившийся в ее тело.
Как этот кошмар сделался явью, Мендельн даже не подозревал, зато теперь понял, отчего Инарий забросил его именно сюда. Тот факт, что ангел не погнушался воспользоваться подобным Малику чудищем, его вовсе не удивил.
Тем временем фальшивая Амолия ухватила его за плечо.
– Как это символично! Кто б мог подумать, что в конце концов именно тебе суждено привести меня к брату!
В тот же миг Мендельн почувствовал пустоту, распирающую его изнутри. Казалось, его вытесняют из собственного же тела.
Не зная, что еще тут предпринять, он пробормотал первые же слова древнего языка, пришедшие в голову.
Малик пронзительно вскрикнул: под его пальцами вспыхнул ослепительно-белый свет. Едва призрак отдернул руку, оба увидели, что ладонь его почернела, точно обожженная, да только не огнем – лютым холодом.
– Не может быть! – взревел верховный жрец. Гримаса нечеловеческой ярости исказила девичье лицо пуще прежнего. – Не может быть!
Опомнившись, Мендельн всем видом изобразил непоколебимую уверенность в собственных силах.
– Это же я вызвал тебя из царства мертвых, Малик! Тебе меня и пальцем не тронуть, а вот я в любую минуту могу отправить тебя назад, в ту треклятую бездну, где тебе самое место!
Лицо девушки вновь исказилось, однако теперь на нем отражались совсем иные чувства. Изумленный сильнее прежнего, Ульдиссианов брат узнал в них страх.
Может статься, Малик впервые в жизни испугался кого-либо, кроме своих хозяев.
Но одного страха все-таки было мало – особенно если зловредный дух не оставил намерений переселиться из тела последней жертвы в Ульдиссиана. Мендельн вскинул руку, указывая в сторону демонической тени.
– Довольно! – грозно прорычал он. – Пора тебе вновь умереть… и на сей раз навеки!
Необходимые слова сорвались с языка сами собой.
Сдавленно вскрикнув, Малик схватился за медальон, свисавший с шеи краденого тела, а Мендельн не сразу сумел понять, что у него на уме.
Малик исчез.
– Нет!
В отчаянии младший из сыновей Диомеда прервал заклинание. Лишенные цели, чары его рассеялись безо всякого толку.
Куда мог скрыться верховный жрец? Об этом он даже не подозревал. Действовал Малик в панике, а стало быть, сам мог не знать, куда переносится. Ах, как Мендельну хотелось бы, чтоб невезение занесло Малика прямо в толпу вышедших на охоту магов (пожалуй, только в этой части его истории и стоило верить)! К этому времени магам наверняка уже стало известно, что добра от него ждать не приходится.
Однако целиком полагаться на это Мендельн не мог. Он выпустил чудовище в мир живых – ему ошибку сию и исправлять. Малика следовало найти и прикончить.
Да… только прежде Мендельн отыщет брата: должен же он убедиться, что с Ульдиссианом действительно все хорошо.
Идея, пришедшая в голову до того, как он обнаружил рядом с собою Малика, казалась по-прежнему стоящей. Сосредоточившись, Мендельн принялся нащупывать мыслью кинжал. Несомненно, Ульдиссиан оставил его оружие при себе. Только бы вправду оставил…
Вдруг некая страшная сила опрокинула его на пол. Почувствовав рядом с полдюжины человек, Мендельн сразу же понял, кто они таковы. Очевидно, кеджанские чародеи заметили его магическое противоборство с Маликом и не замедлили отреагировать… только вот вместо Ульдиссиана либо духа верховного жреца нашли здесь совсем другую добычу.
Невзирая на гул в голове, Мендельн попробовал завершить заклинание, но не сумел.
Чьи-то руки грубо схватили его, но тут же разжались. Темный зал зазвенел от множества криков. На миг все вокруг озарилось вспышкой цвета лунного серебра.
Тем временем Мендельна вновь подхватили, но на сей раз куда бережнее.
От серебристого света Ульдиссианов брат на время ослеп… а после все звуки вокруг заглушил привычный хор обитателей джунглей.
– Спокойствие, – раздался усталый голос Ратмы. – Он цел и невредим.
Поначалу Мендельн решил, что Древний обращается к нему самому, но тут же услышал еще один голос – долгожданный, знакомый, родной:
– Я сам вполне мог его вытащить! Сам!
В глазах, наконец, прояснилось, и Мендельн увидел перед собою брата, Ульдиссиана, сжимающего в кулаке его костяной кинжал. На него-то старший из сыновей Диомеда и таращился, будто на нечто невиданное.
– Кинжал был мертв, – пробормотал Ульдиссиан Мендельну. – Я думал, ты тоже мертв… а он вдруг – раз, и ожил…
– Я у Пророка гостил, – пояснил младший из братьев. – Скорее всего, из-за этого связь с кинжалом и прервалась.
Упоминать о том, что сам пережил нечто подобное перед тем, как отыскать Ульдиссиана в подземельях столицы, Мендельн нужным не счел.
Ульдиссиан выругался.
– Так я и знал! И тебе, Ратма, о том говорил. Говорил же, что сам должен за ним отправиться.
– Но ведь там-то тебя, несомненно, и поджидал бы отец, либо его, так сказать, союзник.
– Именно это мне и…
– А может, и кое-кто похуже, – вмешался Мендельн, удостоверившись, что твердо стоит на ногах. – К примеру, Малик.
– Малик? – опешил Ульдиссиан. – Ты его видел?
– Видел. Но не его, а ее. Точнее, его, но в теле чародейки по имени… если не ошибаюсь, Амолия.