– Чему быть, того не миновать, – пожав плечами, откликнулся Мендельн.
С этим младший из братьев поднялся на ноги и, хлопнув Ульдиссиана по плечу, скрылся во тьме. Ульдиссиан остался сидеть у костра, глядя в огонь, вспоминая пламя, поглотившее храм, а заодно и окрестные кварталы Тораджи. Не повторится ли все снова? Скольким суждено пасть на сей раз? Победа над Люционом исполнила его решимости, однако Тораджа не оставила от нее почти ничего, хотя он и скрывал это от всех, кроме Мендельна.
– Не стоит так волноваться, Ульдиссиан. Тревоги во вред и тебе, и тем, кто идет за тобой.
Подняв взгляд, сын Диомеда увидел Серентию, вошедшую в круг, освещенный костром, точно какой-то дух ночи. Волосы девушки были распущены по плечам, и Ульдиссиан удивился тому, сколь они длинны и пышны.
– Я думал, ты уже спишь, – ответил он.
– «Спишь»…
Откинув волосы за спину, Серентия села рядом.
– Не так много я сплю, как кажется некоторым, Ульдиссиан.
Это Ульдиссиан, нередко страдавший от бессонницы сам, понять вполне мог, но то, что Серентия решила поделиться бедой, настораживало.
– Так надо же было сказать…
Глаза ее заблестели в свете костра.
– Тебе? Но как же тебе докучать, когда у тебя и без того дел по горло?
С этими словами Серентия прислонилась к его плечу. Ее близость и волновала, и в то же время прибавляла сил угрызениям совести.
– Для тебя у меня всегда время найдется, – само собой сорвалось с его языка.
Серентия положила руку сверху на его ладонь.
– Ты же знаешь, Ульдиссиан: если б я к кому и обратилась, то только к тебе. А еще знаешь, что для тебя я всегда рядом, только позови. И раньше всегда была рядом…
Да, сын Диомеда помнил, как она многие годы хвостиком бегала за ним в ожидании, когда же крестьянин заметит девчонку, выросшую в красавицу-девушку. И он, Ульдиссиан, замечал, да только, в отличие от большинства серамских парней, не в той манере, в какой бы ей хотелось.
И только теперь, в самый неподходящий момент, ее былые мечты воплотились в жизнь.
Серентия склонилась к нему поближе… слишком уж близко…
– Ульдиссиан…
Разрываемый надвое желанием и верностью погибшему товарищу, Ульдиссиан отвел взгляд от ее глаз…
И тут же увидел нечто, едва различимое во тьме ночных джунглей.
Ахнув, Ульдиссиан вскочил на ноги.
– Ульдиссиан! Что с тобой?
Невольно оглянувшись на Серентию, он тут же вновь устремил взгляд в заросли, однако увидел там лишь темные деревья да плети лиан. И более ничего. Ничего, хоть отдаленно напоминающего человека. И уж точно ничего, хоть отдаленно напоминающего человека с бледным лицом в обрамлении светлых волос, принятого Диомедовым сыном за того, кого он давно полагал погибшим.
– Ахилий, – прошептал Ульдиссиан и без раздумий шагнул к опушке.
– Что ты говоришь? – переспросила Серентия, внезапно встав у него на пути. – Ты там что-то увидел?
– Нет… нет, ничего. Показалось.
Не мог же он ей ответить, что видел в зарослях призрак, ходячего мертвеца! В конце концов, это лишь морок, навеянный муками совести, а Ахилий остался в могиле, далеко-далеко…
К еще большему смятению Ульдиссиана, Серентия прижала ладони к его груди и подняла на него взгляд.
– Ульдиссиан…
– Час уже поздний, – оборвал ее сын Диомеда, подавшись назад. – А нам с тобой, Серри, нужно бы выспаться как можно лучше.
Прежним ее именем он на сей раз воспользовался нарочно, в надежде покончить со щекотливым положением.
Серентия сдвинула брови, однако согласно кивнула.
– Ладно. Как скажешь.
Ульдиссиан ожидал продолжения, однако дочь Кира внезапно развернулась и направилась в глубину лагеря. Проводив ее взглядом, дождавшись, пока она не скроется среди остальных, сын Диомеда снова подсел к костру.
Уставившись в заросли, Ульдиссиан внезапно потянулся мыслью во мрак. Нет, в темноте не оказалось никого, да он ни на что и не рассчитывал. Все это – одна только его скорбь.
Ахилий погиб… и уже по одной этой причине Ульдиссиан никак не мог позволить собственным отношениям с Серентией перерасти в нечто большее.
* * *
Почувствовав что-то неладное, Мендельн проснулся, вскинулся, сел. Ощущение это он ненавидел всем сердцем: обычно оно предвещало неминуемую беду, причем не для него одного – для всех. Оглядевшись вокруг, никаких причин для тревоги он не обнаружил, но это нимало не успокаивало. С опасностью, никак себя не проявляющей, пока не улучит момент для нанесения удара, он с братом уже имел дело не раз и не два.
Стараясь не шуметь, Мендельн поднялся с одеяла. Не в пример многим другим, спал он не у костра, отчего-то предпочитая охранительному свету пламени покой ночной темноты. Еще одно отличие от мальчишки, в прежние времена неизменно жавшегося поближе к огню, едва угаснут последние проблески дня…
Главной заботой его, разумеется, был Ульдиссиан. Мягким кошачьим шагом, осторожно огибая спящих эдиремов (так теперь они именовали себя), Мендельн двинулся на поиски брата. Спал Ульдиссиан беспокойно и в одиночестве; Серентии нигде поблизости не нашлось. Последнее слегка разочаровывало. Мендельн надеялся, что после гибели Ахилия эти двое наконец-то отыщут друг друга – хоть малую толику радости оба наверняка заслужили. Но, видимо, брат до сих пор чувствовал себя слишком уж виноватым в смерти охотника, а Серентия давным-давно отчаялась привлечь к себе Ульдиссианов взор.
«Эх, если бы все мои заботы вращались вокруг вещей столь прозаических, как любовь, – подумалось Мендельну. – Насколько проще была бы жизнь…»
Однако что же его так встревожило, если не опасность, грозящая Ульдиссиану?
Пробираясь назад, к походному ложу, Мендельн еще раз поразмыслил над происшедшим. Никаких чего-либо значащих сновидений ему не являлось, до ушей не доносилось ни звука… по всей справедливости, спать бы ему да спать!
Вновь оглядевшись вокруг, Мендельн не обнаружил рядом ни одного из собственных, личных спутников, а ведь обычно поблизости от него неизменно держалась пара-другая призраков, теней, не сумевших сразу же преодолеть его притяжения. Из Тораджи отряд уходил, сопровождаемый не только новообращенными, но и не одной дюжиной призраков – большей частью, теней погибших в бою. По пути многие исчезли, однако за время дневного перехода к оставшимся присоединилось несколько новых. Эти принадлежали злосчастным охотникам либо путешественникам, павшим жертвой безжалостных джунглей. Подобно остальным, они словно чего-то хотели от Мендельна, но едва сообразив, что желаемого не получат, мало-помалу вновь исчезали.
Но все без остатка призраки исчезали очень и очень редко.